Будни ваятеля Друкова

– Если так, – сказала из кустов крыса Мазя, – то я обязательно переберусь на постоянное место жительства в Хэллоуин или, как его, в Ближнюю Трубу. Мы с Задорным Теннисистом и внешне очень похожи, и характерами. Только он покрупнее и я пиртное не употребляю. Но мы – соратники.

– Почему ты так решила, Мазя? – поинтересовалась Курдюмина. – Что же вас, в конце концов, объединяет?

– Вы оба в курсе того, – напомнила просвещённая крыса Курдюминой и Друкову, – что он ярый поклонник моей последней книги «Теория и практика современного крысятничества как фундаментальная основа внутренней государственной политики».

– Ах, да! Вспомнила, – согласилась с Мазей министр культуры областного уровня. – Его величество президент во время своих частых телевизионных эфиров просто зачитывает отдельные куски из твоей книги.

– По-другому и быть не может, – сказала, исчезая в траве Мазя. – На страницах моей книги каждый найдёт ответы на все текущие жизненные вопросы. А кому они не нравятся, так пусть они ни о чём и не спрашивают Игната Игнатьевича.

Курдюмина и Друков в знак уважения к Мазе встали на ноги. Римма Афанасьевна приветливо и активно помахала широкой и мощной ладонью вслед учёной крысе.

Они снова присели и Курдюмина глубокомысленно сказала:

– Ведь Задорный Теннисист, непременно, лично приступит к организации, именно, у вас, в Хэллоуине, самых разных экономических форумов и спортивных соревнований глобального масштаба. Наверное, билеты на некоторые общественные мероприятия не совсем удачливые люди, конкретно, дети трубопроводов могут оплачивать в кредит или за счёт благотворительных фондов.

– Может быть, это и справедливо, – заметил Друков. – Хоть что-то для людей… Но, конечно, на всём погреют руки олигархи, чиновники и разного рода барыги и прихлебатели.

– А как же ещё? Они же – уважаемые люди. Не всё же ведь ненасытному народу пользоваться богатствами страны. Надо немного отстегнуть и олигархам, и нашим, и вашим… то есть ихним. Но что будет завтра, сейчас никому не ведомо.

– Но мне бы не хотелось, чтобы Хэллоуин стал большим городом.

– Странно. Но почему же, Денис Харитонович?

– Потому, что город, где будет проживать более полумиллиона жителей, уже можно считать неуютным, некомфортным, не приспособленным для нормальной жизни. А Хэллоуин явно станет больше… Кстати, это не моё мнение, а целого ряда, как раз, уважаемых зарубежных исследователей.

– Возможно, ты в чём-то и прав.

– Пусть уж наша замечательная столица Труба с её неповторимым народом увеличится ещё в несколько раз, чтобы окончательно и бесповоротно войти в число мировых рекордсменов и остаётся там, где она и находится. Так-то, Римма Афанасьевна.

Немного подумав, она, всё же, согласилась с убедительными доводами иностранных учёных. Всякого и разного рода и вида творение должно и располагаться, как раз, в том месте, где появилась на свет. Потом будет проще поинтересоваться, почему, что и как.

Найдутся ведь нытики из разных партий и кланов, которые непременно начнут стонать, наперекор великому множеству двуногих флюгеров: «Мы полагали, что здесь материализованный полёт в светлый завтрашний день, а получается, что, всего лишь, традиционно устоявшаяся… канитель».

Но флюгеры переориентируются быстро. Куда подует ветер перемен, в ту сторону и они повернут свои алюминиевые и фанерные головы. Сегодня они – члены одной партии, завтра – другой, а со временем – всего лишь, скромные мещане или обыватели.

– Нам, особенно, творческим людям, – пояснил Друков, – необходимы воля и простор. К примеру, настоящая сельдь ощущает себя полноценной рыбой только в океане, но ни в коем случае не в бочке вместе с её круто засоленными друзьями и родственниками.

Ничего не скажешь. Друковым был приведён убедительный довод, с которым уже на той планете Земля мало кто сможет поспорить. Впрочем, господь знает, что делает. Если он что-то и консервирует, то на потом или… на всякий случай. Ведь можно карать или миловать всё, собранное в кучу, одним махом. Но постоянно миловать, вроде бы, не совсем хорошо и справедливо.

На том Дениска и простился с Курдюминой. Правда, не сразу. Пришлось ему пойти на некоторые уступки. На углу фешенебельного здания, прижав Римму Афанасьевну к двери чёрного входа, ответственный и серьёзный скульптор и поэт в стоячем положении произвёл два половых акта, которые таковыми можно было назвать только условно.

Просто где-то и что-то помусолил, но, естественно, и оросил и что-то мясистое, заметно увеличенное. Всё-таки, наблюдались же до этих соитий совершенно другие, более продуктивные мгновения счастья и неуёмной радости.

А вслед удаляющейся боком и не совсем ровными скачками ответственной работнице он тихо прочитал одно из своих гениальных трёхстиший:

– Счастье несёшь ты под юбкой в завтрашний день.

Всё уже знают давно в твоём околотке

запах его, конфигурацию, цвет.