Читаем Будник полностью

Павлова, не обращая на это внимания, побежала за перегородку, вынося оттуда, что попалось под руку, от штофа с водкой до копченой колбасы, и, уставив все на стол, начала угощать будников, сама же снова села у печки и плакала, жалуясь на судьбу свою.

Будники не заставили себя долго просить. Голодный народ одинаково умеет есть в слезах и горе, на похоронах, на родинах, в отчаянии, в радости. Никогда чувство не перемогает голода. Матвей, одним глазом смотря с сожалением на сестру, другим выбирал лучшие куски и как следует угощал себя.

Павлова и в горе не молчала, потому что в голове ее кружились мысли, как ведьмы на шабаше.

— Беда меня привела сюда! Не лучше ли мне было пойти служить во дворе, где охотно дают приют убогим. Бартош такой старый безумец, что готов застрелить и убить. Ведь, говорят, с ружьем пошел… Но что же, не я причиною, не привязать же девушку к себе на пояс! Уж куда плохо! Кум, а кум! — отозвалась она к Мартошу.

Мартош, набив рот колбасой, отозвался лениво.

— Посоветуйте, что делать, не то он застрелит меня! — продолжала старуха.

— И нет, кто знает, может быть и не застрелит… Наконец, что тут советовать! Совет не поможет.

— Ох, вы не знаете Бартоша, так как я его знаю!

— Гм! Однако, мы всю жизнь прожили в соседстве.

— И все ничего не знаете. Мы прежде жили еще в других лесах, когда жгли поташ у покойника ловчего. Не мало прошло лет с тех пор… Вот тогда…

— Но оттуда скоро ушел Бартош и поселился здесь.

— Но, послушайте! Одна я знаю, что было в молодости: вот отчего я так боюсь. Он ужасно вспыльчив!

— Чего же вы так пугаетесь?

— Горячий человек, говорю, вспыльчивый. Вы ничего не знаете, но если уж ему что вздумается, — на все готов.

— Но только не на что-нибудь злое, — этому я не поверю.

— Однако же, и не на доброе. Уж я что знаю, то знаю. Не первая это будет выходка с его стороны. После глупостей и тяжело ему бывало в жизни, он вздыхал и томился; но сделанного не воротишь: что сталось — не переменится.

— Но что же сталось? — с любопытством спросил Мартош.

— Не расскажете никому?

— Какое же мне дело?

— Пожалуйста, никому не говорите: я перед вами буду, как перед отцом родным. Бартош тогда с моим покойником жили в лесах ловчего. Не знаете вы, что за человек был мой покойник! Правда, что любил выпить; но человек всегда человек. А что за способности — к чему угодно; за десять стен проведает, бывало, где что делается. Бартош с моим покойником были почти однолетки и оба не женаты, потому что мой еще и не знал меня в ту пору. Вдруг умирает у них мать, как раз перед праздником всех святых, и в доме не стало хозяйки. Конечно, одному из них надо было жениться. Мой был младший, молодец парень, ей-Богу! Люди начали сватать покойницу Бартошеву, молодую, красивую девушку, кровь с молоком; но она уже тогда служила во дворе у ловчего. Бартош сначала не соглашался, качал головой, — он был недоволен, что невеста из дворовых; но когда начали его уговаривать, представлять, что она степенная, хорошая хозяйка, а личико было премиленькое, то он, наконец, и решился.

— Но что здесь страшного, пани Павлова?

— Погодите! Это еще не начало. Уж что Бартошева была красива — то правда; и обо мне говорили, что я была недурна, но она выглядывала, словно пани какая. Послужив во дворе, она не забыла, что у нее есть язык во рту, да и в голову кое-чего понабралась-таки, прости Боже; не любила она Бартоша, а пошла замуж так себе, потому что люди присоветовали. Бог свидетель, что говорю правду, ничего не прибавляю. Бартош сделался после свадьбы угрюм, словно кто подкосил его, и страшно надоедал жене. Та тоже в свою очередь не спускала: он ей одно, она ему другое и так в глаза и лезет осою. Наконец, они совершенно рассорились и перестали говорить друг с другом. Мой в то время уже сватал меня и сейчас догадался, что нехорошо кончится братнина ссора с женою. Бывало, говорит мне: увидишь, что из этого выйдет что-нибудь недоброе. Послушайте же. Начали говорить, что какой-то волокита со двора зачастил к Бартошевой, и что она его благосклонно принимает, когда наши день и ночь работали поташ в лесу. Слухи эти дошли до Бартоша. Он как будто и ничего, но в одну ночь ушел с завода. Нет и нет. Пошел, думают себе куда-нибудь, а он прокрался ночью домой и ожидал с нетерпением. Приезжает возлюбленный. Бартош пропускает его, а сам пробирается в сени. Когда же любовники, беседуя, сидели вдвоем на кровати, он, прицелившись в обоих из ружья, паф! И слава Богу, волоките прострелил только руку, а жене ничего не досталось. Потом как выскочит, жена упала в обморок, а волокита вышиб окно и ушел. Когда-то после они с женой помирились, но бедняжка долго была больна с перепугу и, родив Матвея, отдала Богу душу. Он сам чувствует, что ускорил ее смерть, хоть и правда, она служила во дворе, и, кажется, это волокитство уже было не первое. Однако все за подобную глупость не стоит согнать человека с света. Теперь видите, что я боюсь недаром, а надо вам знать, что он крепко любит дочь и ушел от вас с ружьем не без намерения.

Мартош задумался.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Испанский вариант
Испанский вариант

Издательство «Вече» в рамках популярной серии «Военные приключения» открывает новый проект «Мастера», в котором представляет творчество известного русского писателя Юлиана Семёнова. В этот проект будут включены самые известные произведения автора, в том числе полный рассказ о жизни и опасной работе легендарного литературного героя разведчика Исаева Штирлица. В данную книгу включена повесть «Нежность», где автор рассуждает о буднях разведчика, одиночестве и ностальгии, конф­ликте долга и чувства, а также романы «Испанский вариант», переносящий читателя вместе с героем в истекающую кровью республиканскую Испанию, и «Альтернатива» — захватывающее повествование о последних месяцах перед нападением гитлеровской Германии на Советский Союз и о трагедиях, разыгравшихся тогда в Югославии и на Западной Украине.

Юлиан Семенов , Юлиан Семенович Семенов

Детективы / Исторический детектив / Политический детектив / Проза / Историческая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза