— Ну… — Юрка хотел сказать, что они думали о своих семьях, но потом искренне согласился: — Да. Сволочи. Ну, мы добирались, кто как мог. Я сейчас думаю — наверное, надо было вместе держаться. А тогда просто разбежались. Ну вот. И я прямо около дороги нашёл их могилу. Крест, табличка из фанерки, и на ней приписано ниже: «Юрка, если найдёшь это, добирайся в Воронеж, я там!» Это мой отчим написал… понимал, что я так и так буду по этой дороге возвращаться… Он хороший мужик. Ну, я поревел, конечно… — Серёжка сочувственно сопел в темноте, и от этого сопения признаваться было не стыдно. — И пошёл. Но не дошёл, встретил партизан Батяни. Он был раньше офицером, а тут собрал отряд, и мы в воронежских лесах партизанили. Только недолго, — со вздохом признался Юрка. — Нас выследили беспилотниками, потом накрыли десантами, вертушками… выгнали на открытое место, как начали долбать… — Юрка передёрнулся от снова накатившего ужаса. — Только пятеро и уцелели. Батяню ранило, мы его на одном там кордоне спрятали. А сами пошли обратно в лес. Тогда я и попался — за едой ходил, в деревню. Хорошо ещё, решили, что я просто бродяжка…
— Тебе хорошо, — вдруг сказал Серёжка. Юрка недоумённо приподнялся на локте, пытаясь разглядеть в темноте, не шутит ли мальчишка. но увидел только блеск глаз и услышал, как Серёжка повторил: — Тебе хорошо. Ты воевал. А я только прятался.
— Я бы, наверное, не смог, как ты, — возразил Юрка. — Думаешь, воевать — это самое сложное? Я был в фильтрационном лагере… оттуда, наверное, можно было бы сбежать, там такая неразбериха была… А я обмер. Сидел и ничего не делал… — и неожиданно для самого себя спросил у младшего — так, словно тот был командиром: — И что ты собираешься делать теперь?
— Бежать, — твёрдо ответил Серёжка. Так ответил, что у Юрки не осталось сомнений в том, что младший мальчишка говорит искренне. — Бежать и воевать.
— Воевать? — в голосе Юрки прозвучала ирония (он сам этого не хотел, но прозвучала, уж больно смешно и претенциозно это было — такое заявление в устах одиннадцатилетнего пацана.)
— Воевать! — Серёжка вспыхнул, это было слышно по голосу. Потом он помолчал и неожиданно рассудительно и жутко сказал: — Понимаешь, Юр… это очень страшно — воевать, я видел… но, если мы их не прогоним, то они не дадут нам жить. Просто не дадут, нас не будет. Совсем. А я так не хочу и не могу так жить. Я лучше умру, но…
Ясно было, что у мальчишки нет слов, чтобы высказать то, что он думает. Но у Юрки они были, и он тихо сказал:
— Но сражаясь. Да?
— Да, — выдохнул Серёжка. — Я решил. Мне бы выбраться и пробраться в Воронеж. Я слышал… — шёпот Серёжки защекотал ухо Юрке, — они говорили… Воронеж держится. Там наш генерал Ромашов их не пускает.
— Ты… правду говоришь? — сдавленно спросил Юрка. В нём вдруг вспыхнула надежда.
До этого он сам не очень понимал, почему думает о побеге, что собирается делать, если сбежит-таки. Ему казалось, что вместе с отрядом Батяни кончилось вообще всё организованное сопротивление. И вдруг оказалось… — Правду? — почти умоляюще спросил Юрка снова.
— Они так говорили, — прошептал Серёжка. — Ругались — одуреть, как ругались… Юрка, а знаешь? — в голосе Серёжки проскользнуло ликование. — Они боятся. Правда боятся. Боятся, что их пошлют в Воронеж. И говорят, что и другие места есть… и партизан много… А если они сами боятся, то почему их должен бояться я?
В этом заявлении была довольно глупая, но искренняя логика. Если бы Юрка был старше — он бы, наверное, посмеялся… но ему и самому было всего шестнадцать лет. Поэтому он сказал:
— Есть ещё двое ребят… младше меня, но старше тебя… Завтра я тебя с ними познакомлю. И будем думать. Правда, — признался Юрка, — я не знаю, что тут можно придумать. И как. Уже всю голову себе сломал.
— Придумаем, — непоколебимо-уверенно ответил Серёжка. — Не можем не придумать.
Он всё-таки успел уснуть и вздрогнул, когда старшие мальчишки растолкали его. Всё было обговорено заранее. Юрка, Славка и Вовка начали тихо снимать с нар лежаки большие — закреплённые в пазах листы пластика. Серёжка подошёл к двери и притих около неё, прислушиваясь. Делалось это очень тихо — никто в бараке больше не проснулся или, проснувшись, сделал вид, что это его не касается. Когда подошедший Вовка кивнул Серёжке, тот нажал кнопку рядом с косяком и, когда загорелась зелёная кнопка, прохныкал:
— Дяденька охранник… мне в туалет… очень… мне по-большому…
В ответ раздалась приглушённая матерная брань разбужденного хорвата. Но Серёжка продолжал ныть и скулить, даже подпрыгивая на одном месте для убедительности, как будто его могли видеть снаружи — и в конце концов в двери щёлкнул фиксатор замка. Скорее всего, охранник собирался просто вздуть надоедливого мальчишку, а не водить его по сортирам, да потом пару раз сунуть головой в ящик биотуалета в дальнем углу барака — как уже делали пару раз со слишком стеснительными. Но привести в исполнение это желание ему не удалось.