Вдруг Варя услышала: «Генерал, генерал!» Она впервые увидела генерала Прохорова. Он выслушал рапорт дежурного по связи и, скрестив на животе пальцы, откровенно любуясь, засмотрелся на девушек, сидевших за аппаратами; лицо у него в эту минуту было не таким сухим, продольные складки на щеках не такими заметными — он улыбался. Но вот Прохоров сбычился, строго повел головой в сторону лейтенанта Дягилева и, растянув во всю длину складки на щеках, приглушенно, со свистом что-то спросил. Варю будто стегнули хлыстом: «Это он про меня спросил!» Она оглянулась по сторонам, но девушки работали как ни в чем не бывало. Дягилев стал что-то объяснять генералу, оправдываясь и краснея, но Прохоров не хотел его слушать, еще раз строго, сердито посмотрел на Варю, и она услышала его слова, сказанные из-под ладони, загородившей рот: «Убрать, отправить в БАО!» Замирая от страха, она поднялась, встала за аппаратом и только тут поняла, что генерал смотрел не на нее, а на Лизу, которая работала рядом, и говорил про Лизу.
Генерал медленно перевел взгляд на Варю, глаза его вспыхнули удивлением и гневом: «Еще новенькая? Еще такая?» — читалось в них. Он осмотрел Варю с головы до ног, и Варя увидела, что он остался недоволен и ею, но ничего не сказал, прошел мимо, скрипнув сапогами, и Варя села на свое место, чувствуя, что лишается последних сил.
Но что за чудо: как только генерал подошел к другим девушкам, он стал совсем другим, и голос его стал другим, и улыбка другой. Он прошел по рядам, каждую девушку потрогав за плечо, спрашивая участливо, как самочувствие, как здоровье, что пишут из дому, почему усталый вид и прочее. Генерал потрепал по плечу даже новенькую, Надю Ильину, которая приехала на узел вместе с Варей и Лизой. «Новенькая? — Варя услышала его голос. — Очень приятно, очень приятно! Как устроились на новом месте? Нравится ли у нас?» «Спасибо, товарищ генерал, нравится», — ответила Надя, счастливо стрельнув глазами по сторонам. «И меня генерал заметил, и меня!» — читалось в них. Она умела это, Надька!
Генерал, наконец, подсел к Гараниной, долго просидел с нею, беседуя о чем-то, наверное, очень приятном, так как он и Гаранина улыбались друг другу, а генерал даже два раза громко, на весь узел, расхохотался. Но как только взгляд его падал на Варю, и это было несколько раз, Варя видела, генерал становился суровым, недовольным. «Невзлюбил меня! — думала она в смятении. — За что? И Лизу тоже. Лиза работает лучше меня, а вот и Лизу. Убрать, прогнать! За что, господи!»
Уходя с узла, генерал еще раз посмотрел на Варю, и она прочитала у него в глазах как будто сомнение: прогнать её вместе с Лизой или не прогнать?
Но ее не прогнали. Прогнали одну Лизу.
Генерал любил красивых девушек, таких и подбирал к себе на узел. Лиза была некрасивой. Это Варя поняла позже. Красивые девушки — были его старческой слабостью.
Лизу отправили на аэродром ночной авиации. Варя пролила реку слез, провожая подругу. Это была ее первая потеря в жизни. И горько то, что этой потери могло и не быть, если бы все делалось по справедливости, если бы смотрели не на красоту, а на работу, на умение. Вместе с Лизой Варя потеряла и частицу той непосредственности, доверчивости к людям, которая есть только у детей, невзлюбила девушек, работавших на узле, красивых как на подбор.
Здесь же, на узле, она впервые с болью увидела и свои веснушки, которых никогда ранее не замечала, и невзрачные косички, за неимением лент заплетенные тесемками из коленкора. Еще в детстве, давным-давно, ее называли рыжей, даже дразнили, и это вызывало у нее необъяснимую тоску. Но приехал из города студент Петька, сосед, и, заступаясь за Варю, сказал: «Какая она рыжая, она каштановая! Такие волосы — редкость, в городе специально красятся, чтобы стать каштановыми. Плюй на всех, Варька, ты счастливая, тебе не надо будет краситься». И теперь уж, когда ей говорили: рыжая, Варя, вздернув нос, с гордостью парировала: «Я не рыжая, я каштановая!» — и ей с каким-то восторгом, непонятной болью, даже грустью вспоминался веселый студент Петька, который сделал ее счастливой. Она скучала по Петьке и, наверное, любила его, хотя он был почти в два раза старше ее.
Но Петька был просто шутник, он смеялся над Варей. Она была некрасивой. Об этом ей говорил взгляд генерала, суровый, недовольный, каким он осматривал ее при каждом посещении узла. Но генерал терпел ее, как будто еще сомневаясь в чем-то и не решаясь ни прогнать, ни признать ее. Он ни разу не подошел к ней, не погладил по плечу, не заговорил с нею, как с другими девушками, которые с радостью принимали его ласку и участие, а за глаза беззлобно, смеясь, называли его гладиатором.