Будьте моей семьей

– Я очень прошу тебя, доченька, не плакать по мне и не горевать. Не надо сердечного горя и сожаления, от этого будет тяжело тебе, и мне там тоже будет тяжело. Живи радостно. Это важно – жить радостно, не утяжеляя свою жизнь ненужными сожалениями, непрощенными обидами, незаживающими душевными ранами. Я только недавно понял, что ничего не бывает «за что». Бывает только «для чего-то» и иногда «вопреки». Люди живут, страдают и любят не «за что-то», а «для чего-то», и бывает, что и «вопреки». «За что-то» – это всегда прошлое, которое не исправить, «для чего-то» – это всегда будущее, в котором можно что-то понять, что-то пройти и что-то еще сделать. И умирают тоже всегда «для чего-то», устремляясь в будущее, как это ни парадоксально, и «вопреки» всем нашим привязанностям и пониманию смерти. Так что ты не плачь, не надо.

Он замолчал, истратив последние силы на эти слова.

– Я люблю тебя, папа, – прошептала Арина сквозь слезы.

А он, закрыв глаза, улыбнулся. Единственное, что еще он смог сделать, – улыбнуться, светлой и уже совсем нездешней улыбкой.

Через два часа, не приходя в сознание, Аркадий Викторович Ахтырский умер, «вопреки» желанию его дочери.

Мелкий, затяжной, бесконечный в своей тоскливой безнадежности дождь моросил с самого утра. Было холодно, промозгло, неуютно, у Красногорского мерзли пальцы на руках, и он засунул кулаки в карманы куртки. На ногах, в легких туфлях, пальцы тоже мерзли, но их некуда было засунуть, чтоб хоть немного согреть. Можно было бы вернуться в тепло машины, но сейчас он бы не смог даже вспомнить, где ее оставил.

Как-то по-особенному резко и пронзительно каркали кладбищенские вороны, как могут каркать только они, или ему это только казалось от жуткой безысходной вселенской тоски, в которую был погружен весь мир вокруг.

У него не было зонта, и почему-то практически никто не подумал о дожде и необходимости запастись зонтами. Нашелся лишь один, который кто-то держал над безучастной ко всему Викой. Она стояла у могилы и смотрела на фотографию, по которой стекали, оставляя мокрые дорожки, капли бесконечного дождя. А на снимке улыбался своей прекрасной, задорной улыбкой ее муж Илья.

Пальцы рук Артема мерзли даже в карманах, а ноги словно окоченели, по успевшим промокнуть волосам скатывалась дождевая вода и капала прямо за воротник куртки, но он ничего не замечал.

Он стоял и смотрел на могилу Ильи и совершенно не понимал, что происходит. Что значит: девятый день со смерти Ильюхи? Смерти кого?

Бред. Полный ненормальный бред.

С того момента, как позвонила ему Вика, находящаяся в некой прострации и шептавшая страшным, безумным шепотом ему в трубку:

– Что-то надо делать, Артем. Он упал и не шевелится, я боюсь его трогать.

– Кто упал, Вик? – ничего не понял Красногорский.

– Ильюшка упал в ванной и так и лежит, знаешь, – все шептала она как сумасшедшая, – плохо лежит, неудобно. Я его зову, а он не отвечает.

– Пульс проверяла? – переключив на громкую связь трубку, Красногорский принялся что-то торопливо натягивать на себя.

– Нет, – шептала Вика, – я боюсь его трогать. Что делать, Артем?

– «Скорую» вызывай, я уже еду! – кричал он ей.

– Я не могу «Скорую»… – все шептала она страшным, диким каким-то шепотом.

– А-а-а… – выругался Красногорский и прокричал самым своим грозным, самым командирским голосом, на который был способен: – Так, Вика, соберись сейчас же! Иди и открой входную дверь, замок открой! Немедленно, прямо сейчас!

– Иду, – отозвалась она.

А он уже несся по лестнице вниз, перемахивая через несколько ступенек, не дожидаясь медленно ползущего лифта, и звонил на ходу в «Скорую», вызывая бригаду.

Вику увезли первой, на машине «Скорой психиатрической помощи», вколов успокоительное, потому как она была совершенно не в себе.

Ильюху же…

Он принял душ и, собираясь выйти из ванной, отдернул занавеску и успел снять полотенце с крючка, взяв в руки, каким образом там оказался кусок мыла, так и непонятно, но совершенно очевидно, что Илья случайно наступил на мыло, резко соскользнул ногой по дну и, перевалившись через борт ванной, пролетел вперед и ударился головой о стену с такой силой, что сломал шейные позвонки.

Мгновенная смерть, как объяснил Красногорскому прибывший вместе с оперативниками эксперт по криминалистике.

В тот момент и последовавшие за ним несколько дней Артему, взявшему на себя все проблемы и организационные вопросы, связанные со смертью друга, было не до отвлеченных мыслей и не до глубокого осознания трагедии.

Надо было срочно пристраивать перепуганную, растерянную Настюшку, безостановочно рыдавшую до икоты, до заикания, можно понять почему – она проснулась, с мамой происходит что-то страшное, она носится по квартире и то кричит и зовет отца, то что-то шепчет, то хватается за дочку и пытается что-то объяснить, а на полу в ванной неподвижно лежит ее папа.