Буду завтра. Встречай (сборник)

Я по-прежнему много работаю. Недавно я наткнулась на телефон Дарьялы. И… позвонила.

– А, Ирина, привет, – сказала гадалка, будто мы беседовали только вчера. – Ну что, ты уже смеешься над тем, о чем плакала? Ты узнала Его имя?

– Дарко? – вздохнула я. – Судьба явно ошиблась. И пока что я больше плачу, чем смеюсь…

– Но мой маятник никогда не ошибается, – звонко рассмеялась ясновидящая. – И запомни, дорогая, каждый день мы сами творим свою судьбу. Следуй своему сердцу. Не закрывай его. Ты познала горечь, но самое главное у тебя осталось. Ты знаешь имя человека, который будет рядом всю твою жизнь. Иди вперед без сомнений – и получишь то, о чем мечтала.

Я отключилась, а потом, словно в трансе, стала набирать первое в моей жизни эсэмэспослание в стихах, невольно подражая своей любимой Цветаевой.

Имя твое – надежный маяк.
Имя твое – ветер в полях.
Листва шелестит, и в шепоте листьев
Имя твое можно услышать.

Имя твое – звонкая трель —
Словно нежданный звонок в дверь.
Словно взятый мощно аккорд.
Разом в соборе грянувший хор.

Будто забытая линия нот
Или команда в атаку «Вперед!».
Произнести его – словно открыть
Тайну из тайн, что дает право жить.

P .S.Я все еще люблю тебя.

Моя эсэмэска ушла в три приема к Дарко. И только несколько секунд спустя я осознала, ЧТО я сделала. Но было поздно. Глазам было горячо, сердце билось неровно, словно растерялось так же, как и я. Минуты шли, нет, они тянулись, как длинные караваны в бескрайней пустыне. И вот я услышала знакомый рингтон. Пришла эсэмэска. Отправитель: Дарко. Я зажмурилась, а потом прочитала: «Любимая, встречаемся через десять минут в «нашей» чайной. Буду в образе счастливого Ромео».

Колесо фортуны

Дом был выстроен дедом на краю города у большака, недалеко от лимана. Дед мастерил колеса, чинил повозки. Во дворе вечно вкусно пахло стружкой и горячей смолой.

Его сын стал часовщиком. И в жизни у него были уже не колеса – колесики, нежные, как суставы кузнечиков. Часы стрекотали, время шло и превращалось в дорогу, по которой уходили на заработки дети из этого дома.

На чердаке хрупкого строения можно было найти много интересного: старые игрушки, сломанный ткацкий станок. Но туда хозяйка Виктория Алексеевна не поднималась, чтобы не обрушить ветхие потолки.

Виктория Алексеевна была еще молодой – в светлых волосах седины не видно, а размер одежды у нее был тот же, что у дочерей. Старшая, Алла, выиграла грант и уехала в американский университет; средняя, Лена, училась в Москве в Финансовой академии; младшую, Женьку, тоже пора было собирать учиться. Мне это очень напоминало чеховских «Трех сестер», только эти, реальные сестры, смотрели на жизнь тоже реально.

Я снимал комнату у Виктории Алексеевны каждое лето и любил ходить с Женькой на лиман, знаменитый своими целебными грязями. Мы с хохотом барахтались в нежно-золотистой грязи, а потом до упаду танцевали что-то вроде ритуальных танцев на манер африканских. Затем, перебежав узкий перешеек, отделявший лиман от открытого моря, бросались в высокие волны и покачивались на них. Плавала Женька как рыба. Ее выгоревшие волосы были светлее кожи. Золотистая струйка песка стекала с ее ладоней на конспекты. «Я хочу в МГУ, на физико-математическое отделение. Есть у меня кое-какие соображения относительно теории вероятности.

Многие не верят, что я смогу туда поступить, но я поступлю! А Лена будет приходить в общежитие в гости». С Женькиной сестрой я иногда виделся в Москве, помогал встретить какое-нибудь ведро абрикосов, которое Виктория Алексеевна передавала с проводницами. Потом сидел с Леной в общежитии, пил домашнее вино и вспоминал, как оно бродило в больших бутылях на летней кухне ее мамы. Лена не скучала по морю и, как мне казалось, по маме тоже. Мы вспоминаем о родителях только после какой-то возрастной черты, а третьекурсница Лена была совсем юной.