— Короче сказать, оно устарело! — подвел итог Эдисон сухо и категорично.
— Ну, во-первых, — прибавила мисс Алисия, — мне не нравится, когда на сцене стреляют из ружья. Невольно подпрыгиваешь! А эта штука как раз и начинается с трех выстрелов. Делать шум — еще не значит делать искусство!
— К тому же несчастные случаи совсем не редкость! — поддержал Эдисон. — Если бы убрать этот грохот, вещь только выиграла бы.
— Да и вообще, все либретто — это же из области
— А все, что из области фантазии, — уже несовременно! Справедливо сказано! Мы живем в такую эпоху, когда право на внимание имеет лишь все
И он вопрошающе вытянул губы.
— Ах, я не досидела до конца! — просто ответила молодая женщина, словно давая понять, что такой ответ сам по себе исключает возможность оценки.
И фразу эту она произнесла контральто — таким чистым, полнозвучным, исполненным такой небесной музыки, что услышь ее чужеземец, не владеющий языком, на котором изъяснялись сотрапезники, ему почудилось бы, что мисс Алисия Клери — оживший двойник божественной Гипатии, призрак с античными чертами лица, блуждающий в ночную пору по Святой земле и при свете звезд разбирающий на развалинах какой-то забытый отрывок из «Песни песней».
Лорд Эвальд, казалось, совсем не прислушивался к беседе и был всецело поглощен созерцанием разноцветных искр, вспыхивавших в золотистой пене у него в бокале.
— Тогда другое дело, — отвечал Эдисон как ни в чем не бывало. — Понимаю, действительно, не можете же вы судить об этой опере на основании таких пустяков, как сцена в лесу, или сцена литья пуль, или даже ария о ночном покое…
— Эта ария входит в мой репертуар, — вздохнула мисс Алисия Клери, — но нью-йоркская исполнительница зря тратит столько сил. Я могла бы спеть эту арию десять раз подряд — и ровно ничего не почувствовала бы; помните, милорд, сколько раз я как-то вечером спела вам «Casta Diva»? — при этих словах прекрасная виртуозка повернулась к лорду Эвальду. — Не понимаю, как можно принимать всерьез певиц, которые лезут вон из кожи, как говорится. Когда я слышу, как аплодируют такой нелепой манере исполнения, у меня впечатление, будто я попала на сборище сумасшедших.
— Ах, как я вас понимаю, мисс Алисия Клери! — вскричал ученый.
Слова вдруг застряли у него и горле. Он успел перехватить взгляд, который лорд Эвальд в сумрачной рассеянности бросил на кольца, украшавшие руку молодой женщины.
Сомнений не было: он думал о Гадали.
— Да, но, по-моему, — сказал Эдисон, переводя глаза на мисс Алисию, — мы забываем про одну немаловажную вещь.
— Какую же? — осведомилась та и с улыбкой повернулась к лорду Эвальду, словно недоумевая, почему он молчит.
— Договориться, на какие гонорары вам следует притязать.
— О! — проговорила мисс Алисия, сразу же перенеся все свое внимание на мнимого антрепренера. — Я ведь такая бессребреница!
— Если женщина бессребреница, значит, сердце у нее золотое! — галантно поклонился Эдисон.
— Однако ж без денег не проживешь, — произнесла несравненная красавица со вздохом, который поэт счел бы достойным хоть и Дездемоны.
— Какая досада! — вздохнул Эдисон. — Ба, да много ли их нужно?
На сей раз комплимент не произвел, казалось, ни малейшего впечатления на мисс Алисию Клери.
— Но величие артистки измеряется как раз ее заработками! — сказала она. — Я богаче, чем мне требуется при моих естественных вкусах; но предпочла бы все-таки нажить себе состояние своим ремеслом, то есть искусством, я хотела сказать.
— Весьма похвальная тонкость чувств, — ответил Эдисон.
— Да, — продолжала она, — и если б я могла зарабатывать, например (она в нерешительности смотрела на инженера), двенадцать тысяч… — Эдисон чуть заметно сдвинул брови. — …или шесть? — продолжала мисс Алисия Клери. Лицо Эдисона немного просветлело. — Словом, от пяти до двадцати тысяч долларов в год, — докончила, осмелев, мисс Алисия Клери с улыбкою божественной и всемогущей Анадиомены, озаряющей своим появлением рассветное небо и волны. — Признаться, такая цифра мне бы подошла… была бы свидетельством моей славы, ведь вы понимаете!
Лицо Эдисона совсем прояснилось.
— Какая скромность! — воскликнул он. — Я-то полагал, вы скажете — гиней!
На прекрасный лоб молодой женщины набежало облачко неудовольствия.
— Вы же знаете, я всего лишь дебютирую!.. — сказала она, — Нельзя требовать слишком многого. — Лицо Эдисона снова потемнело. — Впрочем, мой девиз — «Все во имя Искусства!» — поторопилась заключить мисс Алисия Клери.
Эдисон протянул ей руку.
— Вот оно, бескорыстие возвышенной души! — проговорил он. — Но умолкаю; не будем льстить раньше времени. Известно ведь: кадило в неумелых руках хуже дубинки. Подождем. Капельку канарского? — добавил он.
Внезапно молодая женщина стала озираться, словно пробудившись от сна.
— Но… где все-таки я? — пробормотала она.