Будущее капитализма

К сожалению, капитализм не содержит системы социальных норм, противодействующих естественной тенденции индивида сосредоточиваться на кратковременных целях. При капитализме никто не говорит, что индивид должен меньше потреблять и больше инвестировать. Индивиды имеют полное право потреблять весь свой доход или даже потреблять больше своего полного дохода, беря ссуды под заклад или потребительские кредиты. Конечно, если каждый индивид предпочитает не сберегать, то общество в целом не может расти, но все же индивид вправе так поступать. Капитализм — не такая доктрина, которая обещает максимальный рост. Он обещает лишь угождать индивидуальным предпочтениям. Если эти предпочтения извращены по отношению к экономическому росту, это никого не касается.

Вне рамок этого анализа остается та реальность, что индивиды и их предпочтения формируются обществом и общественным влиянием (39). Индивид может быть продуктом случайной комбинации общественных сил или запланированной комбинации общественных сил, но в любом случае он — продукт общественных сил. Не существует внутренне присущей индивиду системы предпочтений. Для выживания капитализма необходимы люди, способные сберегать и делать долговременные инвестиции. Но капитализм, не желая признать эту общественную реальность, ничего не делает, чтобы произвести таких людей, и не считает нужным что-нибудь для этого делать.

Консервативные экономисты, выступающие за создание больших налоговых мотиваций для сбережения и инвестиций, вынуждены делать это косвенным путем: они говорят, что в какой-то другой политике есть налоговые и регулирующие меры, мешающие инвестициям, а они лишь противодействуют такой политике (40). Иначе их рекомендации нарушали бы аксиому капитализма, что правительства должны соблюдать нейтралитет в своей деятельности, то есть вести себя таким образом, чтобы частная деятельность после уплаты налогов была как можно ближе к той частной деятельности, какая была бы вообще без налогов.

По мере старения населения можно было бы ожидать, что центр тяжести временных предпочтений понизится, так как все большая доля популяции состоит из престарелых, которых в будущем не будет в живых. Как показали исследования, около двух третей наблюдаемого снижения процента личных сбережений в США (с 8% в 60-е гг. до 4% в начале 90-х) могут быть объяснены поведением престарелых граждан, все большая доля которых делает низкие или отрицательные сбережения (41). Теперь больше престарелых, и когда они становятся престарелыми, они сберегают намного меньше, а потребляют намного больше, чем это делали их родители в том же возрасте.

Снижение процента сбережений у престарелых отчасти отражает меньший интерес к следующему поколению. Современные способы жизни ослабляют предпочтения, которые в прошлом могли способствовать сбережениям для их прямой передачи по наследству. После распада большой семьи в наше время широкого расселения престарелые меньше интересуются благополучием своих родных, которых они могут едва знать или потерять соприкосновение с ними (42). Престарелые могут также сказать, что при повышении уровня технологии люди будут в будущем богаче, чем в наше время, и что вследствие этого передача даров из настоящего в будущее была бы извращенной передачей их от сравнительно бедных (живущих теперь) сравнительно богатым (которые будут жить потом).

В прошлом американцы тоже больше сберегали, и не потому, что у них были более низкие проценты временного предпочтения, а потому, что они жили в экономике, где им неизбежно приходилось больше сберегать. Например, значительная часть сбережений, переходивших в конечном счете по наследству к младшему поколению, сберегалась вовсе не с этой целью. Поскольку люди не знали, как долго они проживут, и зависели в старости от собственных сбережений, каждому приходилось приготовиться к возможности, что он окажется одним из счастливцев, которые доживут до глубокой старости. В таком мире человек должен был немало сберегать на старость, а в старости не расточать свои сбережения. Без общественных или частных пенсий необходимо было сберегать деньги на старость и в том случае, если прибыль на эти сбережения была отрицательна. (И в самом деле, она была очень низка — в течение пятидесяти лет, с 1920 до 1970 г., доход с векселей казначейства, с поправкой на инфляцию, составлял в Соединенных Штатах один процент.) Если человек не делал сбережений, на старости он должен был умереть с голода. Если человеку не везло и он умирал, прожив среднее число лет, то неудивительно, что оставшиеся от него ресурсы доставались его ближайшему родственнику, а не случайному человеку. Поведение, рациональное для каждого индивида в отдельности (вести себя так, будто он собирается прожить сто лет), приводило всех индивидов в совокупности к чрезмерной бережливости.