Образно выражаясь, Уэллс завис между небом и землей. Состояние, скажем прямо, трагическое. Особенно накануне смерти, ухода в вечность. По работе Уэллса видно, что писатель не может обрести покой, мечется, пытается за отведенные ему месяцы постичь что-то самое главное, чего он почему-то не постиг за предыдущие десятилетия. Святые в христианской церкви говорили, что размышления о смерти в течение жизни – залог истинной мудрости человека[42]
. У английского писателя ни в юности, на даже в зрелые годы времени на размышления о смерти не оставалось. Он думал о человечестве, он был уверен в своей способности сделать человечество счастливым и без остатка посвящал себя «проектированию будущего». В предисловии к данной работе Уэллс честно признается: «Смерть всегда волновала автора лишь в той степени, чтобы успеть привести все его счета и завещательные документы в должное состояние».Чем-то мне последние месяцы английского писателя напоминают конец жизни русского писателя Льва Толстого.
Он также годами думал о всем человечестве, на размышления о смерти времени не оставалось. Из жизни уходил в метаниях и бесконечных сомнениях.В последней работе проявляется непоследовательность писателя. С одной стороны, он демонстрирует разочарование в рационализме и материализме. С другой стороны, мы видим неожиданное возвращение к тем рационально-материалистическим идеям, которые он воспринял еще в начале своего жизненного пути. Его наставником и учителем был знаменитый Томас Хаксли
(1825–1895) – английский зоолог, член и президент Лондонского королевского общества, популяризатор науки и защитник эволюционной теории Чарльза Дарвина. Хаксли был более ярым дарвинистом, чем сам Чарльз Дарвин, поэтому английского зоолога называли «Бульдогом Дарвина». Герберт Уэллс, обучаясь премудростям биологической науки у Хаксли, стал правоверным дарвинистом. Его дарвинизм не очень бросался в глаза, когда Уэллс был в расцвете своих творческих сил, но вот в работе «Разум на конце натянутой узды» он очень подробно раскрывает такие аспекты дарвинизма, как теория эволюции, борьба видов, естественный отбор, стадии превращения обезьяны в Homo sapiens. Читаем:«Приспособиться или погибнуть всегда являлось непреложным законом жизни…»
«Группы или совокупности отдельных особей возрастают не только в числе, но и в размерах. Идет междоусобная борьба за существование. Более крупные совокупности или отдельные особи устраняют меньших и потребляют все больше и больше. Запасы их пищи истощаются, и возникают новые формы, способные потреблять материал, который более примитивные не были приспособлены усваивать.»
«Для Человека нет другого выхода, кроме как двигаться круто вверх или круто вниз. Приспособиться или погибнуть – вот, как всегда, неумолимый императив природы».
И еще много других пассажей в том же духе дарвинизма. Несколько пугает фанатичная уверенность Уэллса в правоте дарвинизма: «В огромном количестве накопленных фактов ни разу не попадается ни одного, который бросил бы тень сомнения на то, что до сих пор называют «теорией» органической эволюции. Несмотря на яростные отрицания набожных людей, ни один рациональный ум не может подвергнуть сомнению неопровержимую природу эволюции».
Следует признать, что такой уверенности не было даже у самого Чарльза Дарвина[43].Нет, все-таки нам Уэллс гораздо более интересен как писатель-фантаст и даже как «проектировщик будущего», чем как пересказчик сомнительных догматов дарвинизма.
Если бы Уэллс попытался начать свою творческую жизнь с написания подобного трактата, думаю, что вряд ли он смог бы найти достаточное количество почитателей как среди любителей литературы, так и среди любителей науки. Увы, работа отражает творческий закат знаменитого Уэллса. Но данное эссе не может не представлять интереса для тех, кто хочет понять метаморфозы великих, гениальных людей.