Будущее не продается

— И для вас. Ведь если ваших хозяев возьмут за жопу, то крайними окажетесь вы. У нас отвечают исполнители, а не заказчики. Разве вы не знаете об этом? Всё-таки в ФСБ работали.

— Нас не существует. Вы не найдете нас в том доме, где вы были, даже если сумеете разыскать его. А те, с кем вы разговаривали, никогда там не были и находились в это время в другом месте, что смогут подтвердить десятки человек. И минивэна этого не существует ни в одном из их гаражей. Не пытайтесь, кстати, запомнить его номер. Его тоже не существует.

Микроавтобус остановился.

— Возьмите ваши телефоны, ноутбук. До свидания.

Енисеев и Елена вышли из машины. Она тут же унеслась, даже автоматическая дверь не успела захлопнуться. Номер, о бессмысленности запоминания которого говорил старшой, был заляпан грязью.

Они стояли на перекрестке, напротив общежития Литературного института: у райотдела милиции «несуществующие» похитители всё же не решились их высадить. Елена смотрела на Енисеева, который смотрел в сторону.

— Ну, что ты молчишь? — спросила она. — Говори, что это было.

— То же самое, что с Ефремом. Уровень другой, а так — никакой разницы.

— И эти хотят играть на тотализаторе?

Енисеев невесело рассмеялся.

— В общем, да. Только не на спортивном. Они хотят поиграть с судьбой.

— А меня они тоже угрожали мучить?

Енисеев склонился к ее уху.

— Слушай, я уверен, что они насовали нам в одежду «жучков», — прошептал он. — Эти люди куда опаснее Ефрема. Тем более что, у меня есть свидетель, то есть ты. Не стоит говорить о них, пока не избавимся от микрофонов.

— Как же ты теперь будешь жить? И как я дальше буду жить?

Енисеев молчал.

— Я иду в милицию, — решительно сказала Елена.

— Иди.

— А ты?

— А я, оказывается, нахожусь сейчас дома, и всё это время находился, что подтвердит мой участковый.

— Ты больной?

— Нет, я цитирую то, что они мне сказали, и у меня нет оснований сомневаться, что они говорили серьезно.

— То есть, милиция на их стороне? — тоже перешла на шепот Елена. — Но ты же сам собирался завтра идти в милицию!

— Милиция всегда на их стороне. Нет, ты можешь идти, я не имею права тебя отговаривать. А мне теперь в милиции про кого рассказывать? Про них? Или про Ефрема с компанией? Или про тех и других? Нас отвезут к психиатрам. Потом тебя отпустят, а меня отправят в суд, где поменяют условный срок на реальный, чтобы я со своими способностями не расхаживал на воле и не соблазнял желающих получить предсказания в корыстных целях.

— Ты хочешь сказать, что не подтвердишь то, что я скажу в милиции?

— Я подтвержу только то, что ты расскажешь. Что нас возили за город в какой-то дом, а потом привезли обратно. А больше ничего говорить не буду. Я хочу быть эти два дня на свободе.

— Почему именно два дня?

— Потому что они дали мне такой же срок на размышление, как и Ефрем — два дня.

— И что ты сделаешь один за эти два дня?

— Еще не знаю.

— А я что должна делать?

— То, что я сказал тебе перед тем, как нас увезли. Запрись у себя в общежитии.

— Как это — запрись? Общежитие — это проходной двор!

— Тоже неплохо. Это же для своих проходной двор, а не для чужих. Больше свидетелей.

Они шептались, стоя на перекрестке, и редкие прохожие оглядывались на странную пару. Потом они замолчали. Елена посматривала то на райотдел милиции, то на Енисеева.

— Ладно, пусть будет по-твоему, — наконец, сказала она. — Я подожду два дня, а потом всё равно пойду в милицию. Я не кукла, чтобы меня хватали и возили куда-то без моего на то желания. Есть хочу ужасно! А в общежитии шаром покати. Ты хотя бы предложил мне поужинать, что ли?

— А мне сказали, что ты ужинала в том доме.

— Вот как? Нет, я у них не ужинала. Знаешь, как говорят: кто ужинает девушку, тот ее и танцует. Эти в масках предлагали мне, но я отказалась.

— Правильно. А что же ты там делала?

— Смотрела телевизор. Здоровенный, в полстены.

— Пошли ко мне, поедим. Тут не так далеко. Сейчас поздно, не знаю, где еще можно поесть. Не к Анатолию же идти.

— А ты уверен, что твоя жена не вернулась?

— Тсс, — приложив палец к губам, прошептал Енисеев. — Уверен. Никакая женщина не возвращается в тот день, когда уходит. Впрочем, можно позвонить домой и узнать точно. — Он вытащил мобильник и нажал свой домашний номер в «контактах». Услышав длинные гудки, он дал их послушать Елене. — Вот видишь. Пошли. Я тебе потом вызову такси.

— Ну, пошли.

Енисеев на ходу набрал номер Ступара.

— Здравствуйте, Илья Петрович! — елейным голосом сразу отозвался тот. — Нежданная радость, как говорится! Вот уж не чаял дождаться от вас звонка.

— А уж как я рад! Но мою радость омрачает вот что: с каких это пор вы сообщаете третьим лицам конфиденциальную информацию о работе с клиентом? Вы это сделали исключительно для Владлена Константиновича и Павла Исааковича, или поступаете так всегда, когда вам платят хорошие деньги или угрожают?

Ступар помолчал, потом спросил:

— Под клиентом вы имеете в виду Бориса Михайловича?

— Естественно, кого же еще? Ксения Аркадьевна их вряд ли заинтересует.

— Но ведь Борис Михайлович умер.