Будущее общество

Они не будут иметь, как теперь, массу работников, ожидающих их приказаний и готовых исполнить всякое их требование. Нет, для вещей, которых они не смогут производить сами, они должны будут сговориться с теми, кто способен им их доставлять. Они постараются с'организовать обмен услуг, в котором каждый мог бы принимать участие, и это возможно всегда, если только захотеть, между тем как в современном обществе, хотя вы одарены наилучшими способностями, имеете сильнейшее желание утилизировать свои силы, общество может не захотеть ваших услуг, а те, кто обладает капиталом, не всегда имеют желание учиться.

Конечно, в будущем обществе все то, чего кто-либо пожелает, не достанется немедленно по первому требованию, как при капитале. Не достаточно будет сказать: я хочу этого, что бы тотчас получить желаемое; люди должны будут мыслить и работать для того, чтобы реализовать свои желания! Но они будут уверены, по крайней мере, что общество не поставит им никакой преграды: хотеть и действовать — таковы будут рычаги, которые заменят капитал при осуществлении личных желаний.

„Интеллигентный человек, приносящий больше пользы обществу, имеет право на большую долю жизненных благ”, говорят нам. Какой абсурд со всех точек зрения. Мы только что видели, что он должен обществу по крайней мере, столько же, сколько он может ему дать, но имеет ли он более вместительный желудок, чем человек „неинтеллигентный”; имеет ли он больше ртов, большую пищеварительную силу; занимает ли он больше места, когда ложится; удесятерилась ли его потребительная способность сообразно с приобретенными им знаниями?

Обыкновенно, как раз наоборот, — тот, которому недоступны интеллектуальные наслаждения, с большей жадностью набрасывается на наслаждения материальные, и если общество облегчит всем, каждому по его вкусу и согласно его наклонностям, возможность наслаждаться тем, что каждый предпочтет, то что нужно еще более?

Не будет ли это действительно справедливое распределение по правилу: „каждому по его делам”, в этом проявится та справедливость, которую ни один социолог до сих пор не мог отыскать в оправдание какой бы то ни было системы распределения.

„Интеллигентный человек нуждается в более утонченных эстетических наслаждениях, чем дикарь”, говорят нам.

Но ведь сама природа этих наслаждений такова, что они легко ему достанутся, ибо не будут у него оспариваться теми, кому они недоступны. Человек, действительно, интеллигентный в самом упражнении умственных способностей найдет себе награду, точно также, как ученый будет находить в своих работах ту радость, которую он теперь получает от благоволения власть имущих. Соревнование между учеными явится результатом научных занятий, а не погони за деньгами. с которыми нечего будет делать. Ученые, добивающиеся наград за свои „труды” в виде расшитых золотом мундиров и орденов, не могут считаться истинными учеными.

Мы видели, что если общество должно интеллигентному человеку, то и он, в свою очередь, обязан обществу.

Если у него есть мозг, способный усвоить многое, то этим он обязан поколениям, накоплявшим и развивавшим способности, которыми он одарен. Если он может применять эти способности, то это благодаря обществу, которое, сохраняя и накопляя средства, позволяющие сократить время, необходимое для борьбы за существование, облегчает человеку возможность употребить выигранное время на приобретение новых знаний. Ученый, будучи продуктом социальных сил и прошедших поколений, если он и полезен обществу, то в свою очередь сам нуждается в нем, чтобы эволюционировать.

Представим себе, что новый Пигмалион нашел бы средство одушевить мраморную глыбу, которой он придал бы человеческую форму, дав ей жизнь, артист произвел бы только прекрасное создание, неспособное примениться к условиям нашего существования, он не мог бы, даже если он ему создал бы мозг, передать ему то наследство знаний и инстинктов, которые мы получили от целого ряда наших предков.

Если мы можем усвоить хотя бы часть знаний нашего времени, то это потому, что имеем за собою бесчисленное количество поколений, которые боролись и учились и завещали нам свои приобретения. Самый могучий мозг, если бы не был сам продуктом эволюции, не был бы способен усвоить малейшую часть современных знаний; не был бы даже в состоянии понять, почему дважды два — четыре, и это не имело бы для него никакого смысла. Все это доказывает, что в отношениях между индивидуумом и обществом выдвигается вперед закон взаимности и солидарности, но что в них нет места вопросам, кто является должником и кто заимодавцем.

Пора покончить с интеллигентностью и гениальностью, столь восхваляемыми некоторыми учеными наделяемыми ими столькими привиллегиями только потому, что они сами себя причисляют к тому избранному обществу, которому они льстят.