Будущее в тебе

– Всё правильно, товарищ генерал-полковник. У наших Т-34 и КВ достаточно мощные орудия. Да и броня получше, чем у немецкого Т-4, не говоря уже о Т-3 и Т-2. Но есть одно большое НО – это моторесурс. Например, у Т-34 по бумагам он составляет 50 часов, а фактически и того меньше. А если взять трансмиссию, это вообще беда – летит в самый неподходящий момент. А в поле, при нехватке времени и инструментов отремонтировать её совершенно невозможно. Нашим мехкорпусам – смерти подобны частые переброски и рокадные перемещения на длинные расстояния. Только подготовленный и рассчитанный удар по противнику принесёт им победу. Зенитное прикрытие у мехкорпусов тоже недостаточное. Одним словом, им нельзя устраивать длинные марши. А немцы могут себе позволить перебрасывать танки на нужные направления – их танки ездовые.

Я на секунду замолчал, потом, глядя на Сталина, уже более тихим голосом, сказал:

– Товарищ Сталин, производителям танков нужно вставить большой фитиль в одно место, чтобы они поскорее довели эти прекрасные машины до ума.

Вождь опять усмехнулся и, глянув на сидевшего невдалеке начальника ГПУ РККА, произнёс:

– Видите, товарищ Мехлис, какая у нас молодёжь – горластая, нахрапистая. Может быть, так и нужно, а то по отчётам всё хорошо, начальство довольно, и никто не чешется. Болото!

Повернувшись ко мне, товарищ Сталин закончил:

– Ладно, товарищ Черкасов, садитесь. Молодец – всколыхнул немного это совещание. Теперь посидите и послушайте, что опытные и грамотные товарищи будут говорить. А мы подумаем над вашими словами.

Я буквально рухнул на свой стул. Ощущение было, как будто я сдулся или из меня вытащили пружину, которая заставляла мыслить и действовать. На стуле сидел уже не я, а какой-то манекен, оболочка майора Черкасова. Перед тем как мозг полностью отключился от окружающей действительности, я расслышал слова человека, одетого в гражданское, по-видимому, это был какой-то нарком.

– Товарищ Сталин, мы всё, что можно, делаем для улучшения качества танков. Но всё дело в нужных сплавах. Материаловеды бьются над этим вопросом день и ночь, и уже появились результаты. Я думаю, не пройдёт и нескольких месяцев, как качество трансмиссии, да и двигателей, резко повысится.

После этих последних фраз, которые я осмысленно воспринял, сознание погрузилось в аморфное состояние. Пришёл в себя только, когда совещание уже подходило к концу. Когда всё закончилось, я глянул на то место, где сидел товарищ Сталин, но там его уже не было. Он как-то тихо и незаметно удалился. Может, и никто не заметил, когда и как Сталин покинул этот зал.

Я ощутил некоторое разочарование. Почему-то мне казалось, что после совещания товарищ Сталин меня подзовёт и более подробно захочет узнать о моих предположениях. Но у великих людей свои желания и мысли, и не мне, мелкой сошке, вмешиваться в это дело. Я сделал всё, что мог, чтобы предупредить руководство страны. И теперь мне остаётся только надеяться, что усилия не пропали даром, что будут предприняты какие-нибудь превентивные действия, чтобы остановить коричневую чуму. А я что? Я солдат, и моё дело с честью выполнить свой долг.

Вот с такими мыслями я и покинул здание Генштаба. В тот момент во мне боролись два чувства. Одно, восторженная вера в вождя, что он, мудрый и осторожный, всё-таки прислушается к моим словам и сделает всё, чтобы не допустить ужасного развития событий. Второе, более холодное, расчётливое, пессимистическое, вторило, что всё это ерунда, и никто ко мне не прислушается. Наоборот, посчитают вредоносным субъектом и постараются изолировать такого типа, чтобы не распространял среди окружающих свои гнусные и убогие миазмы. При этом за пессимистический сценарий выступала оставшаяся сущность моего деда, который слишком хорошо знал окружающую действительность.

Глава 3

После этого знакового совещания вся моя жизнь начала резко меняться. Происходящие со мной события сменялись одно за другим, как вагоны летящего мимо литерного состава, заставляя и меня крутиться юлой, ускоряя весь темп жизни. Про вечерние прогулки, культурные мероприятия и посиделки с Ниной пришлось забыть. Целую неделю после совещания всё было тихо, и я начал думать, что никому не интересны мои мысли и прожекты. Конечно, зачем дёргаться, что-то менять, нарушать своё уютное существование, если и так всё хорошо. Наверняка окружение Сталина фильтровало все негативные сведения и противодействовало поступлению их вождю, оберегая его и себя от внешней информации, идущей вразрез с уже принятыми планами. Не зря же по всем доступным мне источникам шли только положительные материалы о Германии.