БУДУЩЕЕ ЗА ОБЩЕСТВОМ ТРУДА

Почему же столь привлекательным стало желание обозначить капитал именем человека? Если отвлечься от намерений защитить могущество капитала, то можно было воспользоваться этим могуществом и для других целей – распространить его на человека, т. е. вместо капитала богатством общества объявить человека. Так поступали еще пролетарские противники буржуазных экономистов, в частности, один из социалрекордианцев – Т. Годскин. Для него производительный капитал и искусный труд выступали как одно и то же, а истинным богатством он считал самого человека. «Капитал, - пишет он, - это своего рода кабалистическое слово… из тех общих терминов, которые те, кто стрижет остальное человечество, изобрели с целью скрыть руку, держащую ножницы» [208]. В качестве метафоры определением человека в роли основного капитала пользовался и К. Маркс. Он писал, что развитие человека, получаемое за счет экономии рабочего времени, может выступать как величайшая производительная сила и как таковая обратно воздействовать на производительную силу труда: «с точки зрения непосредственного процесса производства сбережение рабочего времени можно рассматривать как производство основного капитала, причем этим основным капиталом является сам человек» [209].

Очевидно, что в данном случае К. Маркс заменяет производство капитала производством человека как главной производительной силы общества. Это производство осуществляется в свободное время общества, получаемое за счет сокращения рабочего времени, достигаемого в результате научно-технического прогресса. Замена человеком основного, а не оборотного, капиталом опять таки предполагает функционирование человека в качестве производительной силы в процессе труда, а не как агента обращения, где рабочая сила обменивается на переменный (оборотный) капитал, не имеющий прямого отношения к развитию человека.

В той мере, в какой производство рассматривается не как производство стоимости (капитала в значении прибавочной стоимости), а как производство человека и его жизнедеятельности, использование вместо последних метафоры «человеческий капитал» в определенной мере допустимо. Это понятие, однако, не должно отождествляться с капиталом в подлинном его смысле, то есть рабочий не может отождествляться с капиталистом. Кроме того, нельзя согласиться с авторами, например, с М. М. Критским, которые полагают, что современные развитые страны уже отказались от капитала как основного устоя экономики в пользу человека и человеческого капитала, что вроде бы наступило информационно-интеллектуальное общество, где исчезает примат материального производства. Современное общество, в котором все превращается в товар, в том числе знания и информация, честь и совесть людей, у М. М. Критского оказывается столь «цивилизованным», что уже преодолевает вместе с трудом и отчуждение труда. Соответственно, учение К. Маркса о капитале объявляется устаревшим, хотя автор в своей книге ограничился переложением логики «Капитала» и ее приложением к человеческому капиталу, трактующемуся как всеобщая форма экономической жизнедеятельности человека [210].

Чем же является, по М. М. Критскому, форма жизнедеятельности, образующая человеческий капитал?

Оказывается, что она – стоимость товара, превращенная из предметной формы в форму стоимости жизни. Почему же стоимость жизни является капиталом, а не обычной стоимостью жизненных средств, обменянных на переменный капитал капиталиста? Потому, что из предметной формы рабочей силы можно извлечь не капитал, а только заработную плату, а из стоимости жизни можно получить человеческий капитал. Если зарплате соответствует лишь необходимый труд и необходимый продукт, то за стоимость жизнедеятельности, если ее продать, рабочий может получить и часть прибавочного продукта, и прибавочной стоимости [211]. Из них и возникает человеческий капитал, если, конечно, не учитывать дополнительно потребительскую прибыль, получаемую из самого потребления жизненных средств.