Будущий год

Лушкиных оказалось, действительно, много в Мочаловке и во всем Любавинском районе, но все они отрицали знакомство с Лукрецием Лукьяновичем и между собой-то почти не общались, хотя, согласно местным легендам, состояли в отдаленном, а то и в довольно близком родстве. Ситуация с Лукрецием Лушкиным осложнялась тем, что он был вроде как подкидыш, а подкинули его в мочаловскую церковь в 1938 году, как раз накануне ее закрытия. Священник успел окрестить младенца и чуть ли не в тот же день был арестован. Младенца усыновила бездетная чета Лушкиных. Лукьян Лушкин преподавал в мочаловской школе (бывшей гимназии) естествознание и слыл мужиком начитанным, читал даже в клубе лекции по научному атеизму. Потому-то он и назвал приемыша Лукрецием (в честь древнеримского поэта-материалиста Лукреция Карра), хотя, по слухам, младенец был крещен Лукой. Жена Лукьяна происходила из раскулаченных, ухитрилась бежать откуда-то из Сибири. Она работала в той же школе техничкой. Тут же в школе им выделили комнатушку. Когда началась война, Лукьяна взяли в ополчение, и он был убит осенью под Москвой. Трехлетний приемыш остался на руках у Прасковьи Лушкиной, урожденной Медведевой.

Эти сведения Анатолию удалось почерпнуть в поселковом архиве, но уже они граничили с легендой. Древняя старушка, в свое время тоже работавшая в мочаловской школе, нехотя припомнила, что к младенцу Лукрецию ходила кормилица, и это при скудных лушкинских заработках. Ходила она по ночам, и после нее в коридорах оставался тяжелый запах болота, плесени или псины. Собственно, очевидцы умерли, но их дети и внуки припоминали, что вонючая баба имела свойство светиться в темноте. В голодные военные годы, когда Луканьке было уже лет пять-шесть, она все еще появлялась и, по-видимому, прикармливала его грудью. Говорили, что к младенцу ходит сама Лушка.

На вопрос о том, кто такая Лушка, мочаловские старожилы предпочитали не отвечать. Предполагалось, что все об этом и так знают, а если кто не знает, так незачем с ним о ней разговаривать. Не без труда удалось Анатолию выяснить следующее.

Где-то около середины восемнадцатого века, когда была построена мочаловская церковь, туда пришла блаженная Лушка и принесла младенца «в подоле», хотя подола-то у нее, по всей вероятности, как раз и не было. Одни говорили, будто Лушка зимой и летом носит милоть, баранью шкуру, традиционное одеяние пустынников и пустынниц. (Это мог быть и обыкновенный русский тулуп, вывороченный шерстью вверх). Другие настаивали на том, что Лушка носит не баранью, а медвежью шкуру Наконец, третьи вполголоса утверждали, что на Лушке не баранья и не медвежья шкура, а ее собственная шерсть. При этом никто не отрицал, что Лушка блаженная, то есть что-то вроде святой, хотя никто и не сомневался, что крестить она приносит младенцев, рожденных ею. Интересно, что это всегда были младенцы мужского пола. Отец Иероним, первый из священников, которым доводилось крестить Лушкиных отпрысков, сначала усумнился, можно ли крестить Лушкино отродье, принадлежит ли оно к человеческому роду, но, будучи начитанным пастырем, вспомнил о том, что первые христианские подвижники не отказывали в крещении фавнам и даже кентаврам, а кто же такие лешаки, если не фавны.

Лушка приносила в церковь одного младенца за другим. Складывалось впечатление, что она приносит по нескольку младенцев в год. Может быть, приходила не одна Лушка, а разные, но всех их называли Лушкой блаженной. Лушка не говорила по-человечески ни слова, только мычала, но своих младенцев не хотела оставлять некрещеными. Так продолжалось почти два столетия. Лушкиных подкидышей, окрестив, сдавали в сиротские дома, как правило, записывая их под фамилией Лушкины. Все они отличались необычайной физической силой, а нередко и умом. Возмужавшие Лушкины охотно шли в рекруты вместо крестьянских сыновей. Воевали некоторые из них столь доблестно, что дослуживались до офицерского, а кто и до генеральского чина, приобретая наследственное дворянство. В таких случаях они меняли фамилию на Лукьяновых, Лукашиных, Лукачевых или на Лукерьиных. Последняя фамилия была больше распространена среди крестьян, выбившихся в купцы. Но Лушкины поднимались и куда выше. Шептались о том, что, по крайней мере, один из Лушкиных сидел на царском троне. Вероятнее всего, это был император Павел I, так как Лушкиным сыном пришлось заменить дочку, рожденную Екатериной от Салтыкова, но не исключалось, что Лушкиным был Александр III, уж очень он похож на Лушкина внешне, что и подчеркнуто в известной скульптуре Паоло Трубецкого. Неспроста и Ленина в анекдотах любовно называют Лукичом.