Будущий король (не) желает познакомиться - 2

Покрытая моей кровью игла поплыла по воздуху и хищно воткнулась в гостеприимно вытянутое запястье Мерулы. Девушка не закричала, не охнула, не застонала, вообще не издала ни звука, в то время, как игла, таща за собой нить, начало которой так и осталось где–то во мне, пробиралась сквозь её тело.

Наоборот, глаза молодой колдуньи сияли предвкушением, а губы едва сдерживали рвущуюся наружу улыбку. И в какой–то момент лицо девушки, до этого простое, почти невзрачное, показалось мне, по–прежнему безмолвно вопящей от боли, но не способной ни сбежать от нее, ни выплеснуть наружу, едва ли не злорадным.

Когда игла уже была возле шеи молодой колдуньи, повеяло прохладой, несущей в себе аромат влажной земли, сирени, свежей клубники, абрикосовым цветом, тлеющим деревом, дорожной пылью, прибитой к мокрому асфальту летним дождем, вишневым пирогом и хвоей.

Перед внутренним взором всколыхнулось воспоминание, убаюкивающими волнами начавшее уносить меня в прошлое.

– Она теряет сознание! – прорвался сквозь блаженное безмолвие крик леди Элеонор. – Скорее, надо закончить ритуал! Бери её за руку!

Надежные руки папы удерживают меня возле его крепкого плеча, за которое я держусь руками. С высоты его роста все вокруг кажется смешным и маленьким. А я чувствуя себя сильной и взрослой. Я высокая. Как папа. На языке вкус ванильного мороженного. И пальцы противно липкие, и так хочется их облизать, но папа не дает, ласково сжимая мои пальцы своими, большими и немного шершавыми.

– Смотри, – говорит папа, указывая рукой куда–то вдаль и поднимая повыше. А там, вдалеке, над головами людей, собравшихся на площади, я вижу большой корабль, подсвеченный тысячами лампочек, ярко сияющих на фоне ночного города. Корабль, гордо подняв паруса, проплывал по бухте. Слышится приглушенная, но четкая команда и вверх с глухим жужжанием выстреливают праздничные ракеты. Они распускаются в темном небе цветными бутонами фейерверков, грохоча в ушах заворожённой толпы, а после огненными струями опадают вниз и потухают где–то там, над спокойной черной гладью моря.

А я прислоняюсь щекой к папиной щеке немного колючей, но такой родной. От папы пахнет домом – вкусной едой, шерстью кота, стиральным порошком и еще чем–то косметическим, наверное, туалетной водой. Хочется спать. Очень хочется спать…

– Не спи, – тормошит меня папа. – Мира, дорогая, скоро пойдем домой, совсем чуть–чуть осталось…

Он легонько встряхивает меня еще раз. И продолжает трясти. Сильнее, еще сильнее, и еще. И мир начинает трястись вместо со мной, будто заходясь в припадке.

Еще одна вспышка в небе, на этот раз не цветная, а просто белая. Очень яркая. Ослепительно яркая, сопровождающаяся не звуком разрывающихся в небе салютов, а громким щелканьем, как будто щелкунчик пытается вгрызться в ореховую скорлупу.

И спустя с десяток попыток, у него это, наконец, получилось.

Произошел самый оглушительный из всех «щелк!».

И что–то сместилось. Как будто сдвинулась точка сборки. Как будто я находилась внутри огромного конструктора, и неведомый строитель решил пересобрать этот конструктор. Но это было неправильным решением, это нарушало что–то очень важное…

– Не лезьте! – заорала пустота вокруг голосом Сатуса. – Она – моя! Я сам разберусь!… Мадам Мелинда, я не ясно выразился… Или вы хотите встретиться со мной уже не как учитель с учеником, а как колдунья пятого уровня с маршалом Аттеры?

– Мистер Сатус! – возмущенно начала мадам Мелинда, но уже без прежней настойчивости, а скорее, чтобы защитить собственную гордость.

– Она моя нура, – заявил он и кто–то тихонько охнул.

– Ваине? – переспросил звенящий на высоких нотах и будто бы улетающий в космос голос леди Элеонор.

– Да…

А пока они говорили меня затапливала, захлестывала боль. Никогда в жизни мне не было так больно. Ни один вид боли, который мне довелось испытать ранее, даже близко не мог сравнится с тем, что мое тело испытало в этот момент. Словно сотни когтистых лап впивали в беззащитную плоть, разрывая её, разгрызая и терзая, в неистовом стремлении превратить меня во влажный вопящий кровавый комок, погруженный в слепое безумие.

А потом всё вдруг прекратилось. Так же внезапно, как и началось, как если бы вдруг опустился рубильник, выключая тьму и включая свет… который тут же резанул по глазам.

Беззвучно зашипев, я схватилась за лицо и повалилась на спину, ощутив под собой что–то мягкое. И пахнущее очень знакомо, навевающее ассоциации с детством и со школой.

– Мира? – раздалось надо мной. В чужом изумлении я явственно услышала интонации, которые не смогла бы спутать ни с чьими другими, даже после сотни лет разлуки.

Отерев выступившие слезы и изо всех сил сопротивляясь естественному физиологическому порыву вновь опустить веки, я увидела прямо перед собой его лицо.

Глава 15

– Тим? – мой голос звучал хрипло, а каждое слово драло горло хуже наждачной бумаги. – Тим!

И я с визгом бросилась другу на шею, повиснув на нем подобно мартышке.