Будут неприятности (сборник)

– Тебе тоже на девятый! Я знаю, к кому ты, – засмеялся Володя. – Ты едешь к Оле. К ней навалом ездит таких вот перепуганных девочек с нотами. Хочешь, лучше научу драться на рапирах?

– А что, может, и пригодится, – сказала Лена, полушутя.

Они вышли на площадку.

– Вот тут я живу, – сказал Володя, показывая на дверь. – В доме пионеров я по четвергам веду секцию мушкетеров. Милости прошу! – И он пошел к себе. – А рядом Ольга Николаевна!

Лена глубоко вздохнула и нажала кнопку соседней квартиры.

И вот она уже в комнате учительницы музыки Ольги Николаевны. Здесь, видимо, еще пахнет трубочным отцовским табаком. Лена ведет себя совершенно отчаянно: она увидела отцовскую трубку. Взяла в руку коробку табака.

– Вы курите трубку? – спросила она учительницу.

– Нет. Это мой друг, – виновато отвечает та.

– А сколько ему лет?

Звонок в дверь. Входит уже известный нам Володя.

– Слушай, – говорит он учительнице. – Я у тебя сейчас отбил ученицу. Вот эту! Я хочу, чтобы она ко мне непременно пришла в секцию. Она мне понравилась. Храбрая! Вошла в лифт с незнакомым мужчиной. Не побоялась! Нам такие девочки нужны.

Он подмигивает Лене.

Учительница чувствует себя спасенной.

– Вот это мой друг, – говорит она Лене. – Это он трубач… В смысле курит трубку… – Она делает Володе знаки, чтобы он взял ее. Володя берет трубку, набивает табак…

Лена подозрительно смотрит на происходящее.

– А почему вы не спрашиваете, что у меня с рукой? – вызывающе говорит Лена.

– Что у тебя с рукой? – покорно спрашивает Ольга Николаевна.

– Сейчас покажу, – говорит Лена и начинает разматывать бинт.

– Не надо! – кричит Ольга Николаевна.

– Я покажу, как я это сделала, – говорит Лена. Она развязала руку и подносит распухшие пальцы к притвору двери.

Ольга Николаевна висит у нее на руке.

– Я тебя умоляю! Слышишь, умоляю!

– Тогда пусть он закурит трубку, – отчаянно говорит Лена.

Володя, сочувственно глядя на обеих, демонстративно, но неумело закуривает. Ольга Николаевна, сцепив губы, стоит рядом. Лена вызывающе смотрит на них.

– Вы не умеете курить трубку, – сказала она Володе. – Табак вам не нужен. – И она спрятала коробку к себе в портфель.

– Она что, сумасшедшая? – спрашивает Володя.

– Нет, – говорит Ольга Николаевна. – Лена, у тебя все? Или ты еще чем-нибудь решила нас поразить?

– Да! Я еще вам сыграю.

Она стучит по клавишам распухшими пальцами какую-то резкую, вызывающую мелодию, хлопает крышкой и убегает.

– Я гадина, гадина, гадина! – говорит Ольга Николаевна, ничком падая на диван.

– Никакая ты не гадина!

Это говорит подруга Ольги Николаевны, они разговаривают, прихлебывая кофе возле изразцовой печи в раздевалке в музыкальной школе

– Сама не знаю, как это случилось, – говорит Ольга Николаевна. – Он приходил на родительские собрания… Всегда он, а не мать… Всегда – единственный мужчина, и матери ему строго наказывали: «Вы проводите Ольгу Николаевну». Он провожал, мы болтали… Он мне как-то сказал, что уже много лет просто так, вечером, не разговаривал с женщиной. Я спросила: а жена? Он засмеялся: «Так это же совсем другие разговоры. Это же почти как производство. Вода, свет, газ, хлеб, деньги, ботинки, колготки, воспитание ребенка. Муж-жена – категория производственная». Как-то шел дождь… Я позвала его зайти и взять у меня зонтик… Он вошел и сказал: «Можно, я никуда отсюда не уйду?» Удивительно! Он все замечал… Бантик какой-нибудь, сережки…

– Что ж теперь будет? – сочувственно спросила подруга. – Идиллия идиллией, а жена – женой… Да еще такая…

– Он говорит, что жена у него – александрийский нерушимый столп… Ее с ног не сбить… Она столько людей развела, что, не заметя, и себя разведет…

– Это он о ней так?

– Он о ней хорошо, – твердо сказала Ольга Николаевна. – Он ее уважает… Ему дочку жалко… Говорит: мать она прекрасная, но у нее перебор в твердом питании, все для крепости зубов… А я, говорит, мягкое питание…

– Что-то я его не пойму…

– А что тут понимать… Девочка догадалась… Мучается… Через это нам не перейти… Мы перед этой проблемой, как кони перед пропастью…

– Тебе бы уехать куда-нибудь, – сказала подруга. – Такие болезни лечат временем и расстоянием. Больше ничем… Правда, еще есть способ – клин клином… Найди себе клин… Ладно. Думай, я побегу, у меня урок…

Подруга убежала. Ольга Николаевна еще немного постояла у печи, поправила волосы у зеркала и тоже пошла.

Вошла в свой класс и увидела Лену.

– Леночка! – кинулась к ней. – Как я рада тебя видеть!

Лена молча перебирает ноты, молча ставит их на пюпитр.

– Сыграй мне что-нибудь из того, что любишь… Просто так. Не думая о руке… Она перестала болеть?

Лена молчит.

Ольга Николаевна теряется от Лениного молчания, не знает, как себя вести.

– Лена! – говорит она совсем тихо. – Я к тебе очень хорошо отношусь… – И совсем уже тихо: – Я сделаю для тебя все. Что ты хочешь? Скажи…

Лена молчит. Потом поднимает на Ольгу Николаевну глаза, в которых и слезы, и просьба, и отчаянье сразу.

– Чтоб вас не было, – тихо говорит она.

Ольга Николаевна вздрогнула, как от удара.

– Но я же есть, – робко сказала она.

– Я хочу, чтоб вас не было… Совсем… – повторяет Лена.