Будут неприятности (сборник)

Должно возникнуть ощущение странности этой комнаты, где нитки у подола платья на кольце шевелятся, как щупальца, где у всех девочек одинаковые халатики, где подушки выполняют заградительную роль на подоконнике, а ножка стула торчит в ручке двери… А на доске написана эта нелепица – дипломаты в юбочках.

Мы видим изящный белый дом со стороны и даже немножко с высоты. Недалеко от него притулился к когда-то литой ограде домишко – не то проходная, не то, по-старому, привратницкая.

Сейчас к ней приближается тот самый человек, который любит почему-то бить по колену беретом. Стоило ему дойти до двери привратницкой, как из нее вышла женщина, которая бежала в распахнутом пальто, кричала «Господи, Господи» и поминала добрым словом какого-то Обручева. Женщина была в таком же, как у девочек, халате, из-под которого торчали черные трикотажные штаны, а лоб ее был туго обмотан мокрым вафельным полотенцем.

– Интересно, куда это вы? – спросила она.

Мужчина стянул с головы зашорканный берет и вежливо ей поклонился.

– Нечего! Нечего! – сказала женщина. – Надевайте его назад. Это закрытая территория. Тут дети.

– А! – протянул мужчина. – А я уж подумал невесть что… Тиф… Ящур… Резервация… Сумасшедший дом. Вообще-то мне нужна Раймонда Дьен.

– Она ничего плохого не сделала! – закричала женщина. – Весь спрос с меня.

Мужчина засмеялся и полез в карман. У женщины в глазах был испуг.

Так и не сняв вафельное полотенце со лба, женщина завороженно слушала мужчину уже в своей комнатке. Руку она держала на сердце.

– Господи Иисусе! Как я обмерла! – сказала она. – Девочка она, конечно, золото… Без троек… И такая мыслящая. Спрашивает тут: не может ли Дарвин ошибаться? Дарвин! Сейчас я ее приведу… А то, что с ней сегодня случилось…

Женщина достала кусок литой ограды и как-то даже слегка завыла.

– Красота-то какая. На это ж еще пятьсот лет смотреть и не насмотреться. Она такая единственная. Ее ж, как дитя, защищать надо… А никому не жалко… Ни дом, ни сад, ни девочек… Куда я только не писала… Хоть бы восемь классов им дали кончить… В своем доме… Спасибо Обручеву… Телеграмму прислал… Девочкам же обидно, они ж тут ходить учились… Я думала, вы из органов. Я такая стала… Всех боюсь… От всех неприятностей жду…

Но тут же сообразила, что сидит в полотенце, и очень засмущалась. Почти до слез. Схватилась за голову и скрылась за шкафом, что стоял поперек комнаты.

Мужчина оглядел весьма аскетическую каморку. В «красном углу» висели два портрета, видимо, из «Огонька» – Макаренко и артиста Ульянова.

– Родственники? – шутейно спросил мужчина.

Женщина вышла из-за шкафа, ладонями приглаживая волосы.

– А если по-человечески, все мы родственники, – печально ответила она. – Только забывать стали про это… А моя бабушка по матери Ульяновой была…

Мы снова видим девочек. Накрашенные, в одинаковых халатах девочки танцуют под «ля-ля-ля». Этот танец – помесь всех танцев сразу.

Солирует Оля.

Когда стул в двери начинает дрожать от стука, стоящая на притолоке двери вывеска «Детдом № 11 Березовского района» валится на пол.

За дверью крик:

– Что там у вас происходит? Откройте сейчас же! Немедленно! Оля, Лера, Катя!

Оля громко вздохнула и сказала не то себе, не то всем:

– И чего это ей не сидится на месте?

Именно она, не торопясь, босиком пошла к двери, ногой отодвинула упавшую вывеску и вынула стул из ручки.

– Господи! – сказала вошедшая. – Сколько раз вам говорить. От косметики – ранние морщины. Самая красивая женщина – это та, которая просто чисто умыта.

– Ха-ха-ха! – сказала рыженькая. – Вы как скажете, Клавдя-ванна, так хоть стой, хоть падай…

Клавдия Ивановна вздохнула, потому что, видимо, сама точно не была уверена в том, что говорила.

Но все-таки она была женщина, поэтому осторожно, неуверенно, а потянулась к баночке, пальцем мазнула по румянам и как-то тупо уставилась на пятна.

– А теперь на щечку! – засмеялась та, что из немого кино. – Давайте я вас… – И девочка было кинулась к ней, но Клавдия Ивановна решительно вытерла палец о штаны и сказала:

– С вами умом двинешься… – Прочла написанное на доске. – Почему в юбочках? – с тоской спросила она. – Забыла, зачем к вам шла… Сбили вы меня с толку… О Господи!.. Там пришел один… Говорит, что режиссер кино, и документ при нем. Поговорить с Олей хочет…

– О чем? – спросила Оля почти сердито, потому что у всех девчонок рты от удивления оказались открытыми, и именно это заставляло Олю вести себя именно так и даже чуть с пренебрежением.

– В кино снять… – почему-то виновато сказала Клавдия Ивановна и стала намачивать полотенце водой из графина. – Он тебя приметил… – Лукаво: – Когда ты на «бабе» сидела… Надо, говорит, ее попробовать…

– Я не суп, чтобы меня пробовать, – сказала Оля, но тут начался такой визг и такие эмоции, тут так все к ней кинулись, что уже через секунду нельзя было понять, кто есть кто. Была просто куча-мала перемазанных девчонок.

Клавдия Ивановна полотенцем вытерла лицо Оли. Девчонки надели на нее платье, даже обули ее, а Оля покорно стояла, и лицо у нее было детское-детское, растерянное-растерянное.