Будут неприятности (сборник)

Потом Клавдия Ивановна и Оля шли по заваленному строительным мусором двору. Прошли мимо той самой «бабы». Клавдия Ивановна улыбнулась и хотела что-то сказать, но Оля споткнулась о какую-то трубу и едва не упала.

– Да что ж ты такая! – испугалась Клавдия Ивановна. – Когда ж я научу тебя под ноги смотреть… Всю жизнь головой вверх, ну что ты у меня за человек?..

Оля насмешливо посмотрела на Клавдию Ивановну, которая в волнении всегда не умела выражаться.

– Ладно, – сказала она. – Я буду головой вниз.

Клавдия Ивановна вздохнула.

– Все бы вам над Клавдией смеяться. Дура она у вас… А вот снимут тебя в кино, еще заскучаешь. – Вдруг неожиданно, артистично даже, передразнивает: – Где ж ты моя Клавдеюшка? Кто ж мне косичку заплетет? – И совсем в другой тональности, со слезами: – Ты маленькая была – худющая, в горшок проваливалась… Артистка! Приходилось тебя под мышки держать…

С этими словами она привела Олю к себе, где на казенном стуле возле казенного стола сидел уже знакомый человек. От его тоскливости не осталось и следа, и если можно человеку светиться, то он – да, светился, когда смотрел на Олю.

– Чуть ногу сейчас не сломала… – сказала Клавдия Ивановна. – Чтоб ей под ноги смотреть, специальный указ писать надо…

– Здравствуй, Оля! – сказал режиссер. – Меня зовут Иван Иванович. Легко запомнить…

– Я тоже Ивановна, – зачем-то сказала Клавдия Ивановна, и на лице ее промелькнуло что-то вроде гордости, но тут же гордость исчезла. Не это было сейчас главное.

Клавдия же Ивановна очень ревниво и пристрастно смотрела то на режиссера, то на Олю. Потом она подошла и перебросила челку девочки слева направо, а пуговицу верхнюю под горлом расстегнула, давила пуговица.

От этих ее нехитрых стараний лицо у Ивана Ивановича стало чуть печальным, что совсем уж расстроило Клавдию Ивановну. Она вдруг даже испугалась: а вдруг Олю не возьмут? То есть как не возьмут?

– Они у меня все артистки, – с вызовом сказала Клавдия Ивановна. – Хоть кого берите… И не сомневайтесь. Детдом наш уже полгода как расформировали… А эти девочки все такие способные, такие способные… Решили из восьмого класса их пока не срывать… Вот я и бегаю, чтоб дожить дали… Восьмой кончат – в ПТУ пойдут, а у меня уже стажу тридцать три года…

– Так много? – удивился Иван Иванович.

– Да! – печально сказала Клавдия Ивановна. – Я уже старая, я тут с детства, с войны… Тут и в школу пошла, и кончила, и работать осталась…

Она осеклась, потому что испугалась, что человеку это может быть неинтересно. При чем тут она?

– А Олечка, – перешла она сразу к другой теме, – у нас очень одаренная по литературе… Такие пишет сочинения… «Человек – это звучит гордо». Ну, ничего… Теперь ПТУ хорошие. Среднее образование… Можно и дальше, если не дурак…

– Я пойду в швейную мастерскую, – сказала Оля. – Сколько можно говорить?

Такое страдание, такую муку выразило лицо Клавдии Ивановны, что не сказать… Оля увидела, вздохнула и поняла, что надо менять тему.

– Вы не похожи на режиссера, – сказала она Ивану Ивановичу. – Вы похожи на нашего плотника…

Клавдия Ивановна абсолютно непедагогично пнула Олю ногой под столом.

Иван Иванович засмеялся каким-то тихим, коротким смехом.

– Вообще-то, – сказал он, – я режиссер не главный.

– А! – разочарованно вздохнула Оля.

– Какая разница, какая разница! – закудахтала Клавдия Ивановна. – Сегодня не главный, завтра – главный.

– Нет, – сказал Иван Иванович, доставая сценарий. – Со мной этого не будет. – Засмеялся. – Но плотники ведь тоже нужны? И не главные нужны… Вот сценарий. Прочти к завтра. Ладно? И приходи на студию… Адрес на сценарии… Мы тебя сфотографируем… Если ничего у нас не выйдет – ты это знай, вполне может не выйти, – фотографии на память будут…

– Выйдет! – закричала Клавдия Ивановна. – Чего это не выйдет?

– Не пойду! – ответила Оля. – Я хочу быть портнихой… Простыни шить, наволочки… Полтораста смело можно выгнать…

– Куда выгнать? – спросила Клавдия Ивановна. – Что ты чушь мелешь?

– Мне полтораста надо в месяц, – сказала Оля. – Ни рубля меньше. У меня запросы большие. Сколько в кино платят?

Иван Иванович с интересом смотрел на девочку. Ему нравилось, как она врет, как она сидит за столом, обхватив ногами ножки стула. Надо было видеть и лицо Клавдии Ивановны, которая в этот момент не узнавала свою воспитанницу. Господи! Какие простыни? Какие наволочки? Какие полтораста?

– Что о тебе человек подумает? – сказала она. – В деньгах, что ли, счастье? Ты что – шкурница?

Оля хмыкнула так, что можно было не сомневаться – да, шкурница.

– Значит, до завтра, – сказал Иван Иванович. Он положил руку на плечо Оли и слегка погладил… Чуть-чуть… Куда только делась меркантильная швея-мотористка! За столом сидела растерянная и польщенная девочка… Иван Иванович увидел все это в зеркале с отбитым краем, которое стояло на верхней полке этажерки неизвестных времен. Увидел и улыбнулся.

Клавдия Ивановна разрезала на толстые куски два батона по тринадцать копеек. Из старенького холодильника «Север» достала колбасу в лопнувшей пленке, нарезала ломтями. И все это сунула в пакет.