Буг в огне

В последних числах октября 1941 года наша разведка задержала пять человек. Оборванные, заросшие, изможденные, они едва держались на ногах.

Знакомлюсь. Старший из них называет себя:

— Полковой комиссар Чепиженко, начальник политотдела Брестского укрепрайона.

Гляжу на него и вспоминаю, что слышал такую фамилию до войны.

Но так ли, нет ли — еще не все ясно. Видимо, Чепиженко прочел в моем взгляде сомнение или недоверие, и он сказал:

— Что так смотришь, лейтенант? Не верится? — он уставил в меня свой острый взгляд, словно сам хотел вначале удостовериться — можно ли мне рассказать все, что думает, что волнует его. — Да, брат, такие дела. Вот какая она, война! Враг жесток и неумолим. И каждый, кто способен носить оружие, должен встать в строй бойцов. Я, к сожалению, в первый же день был тяжело ранен и попал в плен. Четыре месяца пропало. 25 октября мы, тринадцать человек, бежали из лагеря по теплофикационной сети в Южном городке. Вот сюда добрались. Отдохнем, и на восток, к фронту. Будем бороться, пока в груди бьется сердце.

— Что ж, батя, я вам верю. И потому предлагаю: оставайтесь у нас, вместе будем бить фашистскую сволочь.

— Спасибо за честь, лейтенант, только мое место там, на фронте.

Некоторое время комиссар жил в отряде. Набирался сил, готовясь к походу на восток.

Однажды он пошел в Старое Село. Но туда внезапно нагрянула полиция и схватила Чепиженко. Связные немедленно доложили об этом.

Посылаю ребят по разным дорогам — перехватить полицию и во что бы то ни стало освободить комиссара. На дорогу, что шла от села к хутору Мельники, вышел отважный комсомолец Николай Алексиевич[63]. Вскоре он увидел повозку, на которой везли Чепиженко. Николай выскочил из кустов. Направив пистолет на коменданта, сопровождавшего арестованного, он нажал на спуск. Но выстрела не последовало. Осечка! Волнуясь, Николай стал перезаряжать пистолет, но комендант выбил оружие из рук партизана. Тогда Николай свалил коменданта в канаву. На помощь подоспел Чепиженко, и скоро все было кончено.

Алексиевич, радостный и счастливый, вместе с Чепиженко вернулся в отряд.

Во второй половине ноября полковой комиссар Чепиженко ушел на восток, намереваясь перейти линию фронта.

К осени 1941 года наш отряд обрел силу, а в последующий год мы нанесли удары по гарнизонам немцев и их прислужников — полицаев в Ракитнице, Озятах, Радваничах, Великорите, Малорите, Чернянах, Мокранах, Ратно, Камень-Каширском, Новоселках. Особенно запомнился разгром гарнизона в деревне Ходосы.

За околицей деревни, на отшибе, у самого шоссе стоял домик, который гитлеровцы превратили в укрепленную точку. Небольшой участок вокруг дома обнесли колючей проволокой в два кола. Внутри ходил часовой. В сторону шоссе оскалились тупыми носами пулеметов амбразуры дзота, а ночью прожектора освещали все подступы к укреплению.

Гарнизон его насчитывал свыше сорока человек. И подобраться к нему никак невозможно. А уничтожить надо. Сидит тот гарнизон, что болячка на носу.

Недели две готовились к операции. Провели тщательную разведку. Выяснилось, что в 13 часов гитлеровцы обедают, а затем отдыхают. Это и было самым удобным временем.

Однажды на рассвете наша группа в 30 человек пробралась в густые заросли лозняка метрах в 150–200 от вражеского логова. Мы терпеливо стали ждать. Время тянулось мучительно медленно.

Солнце взошло и словно остановилось на месте, казалось, этому дню не будет конца. Успокаивало лишь то, что у немцев все идет своим чередом — ничего они не подозревают. Рядом по шоссе время от времени проходят одиночные машины.

Наконец у наших подконтрольных прозвучал сигнал обеда, а скоро шумное оживление сменилось тишиной — наступил час отдыха. Я с тревогой посматриваю на проселочную дорогу — она пуста. Проходит минут пятнадцать — двадцать. Теперь уже вся группа с нетерпением смотрит на дорогу, кое-кто начинает нервничать.

Наконец на обочине шоссе показались двое в крестьянской одежде с корзинками в руках. Они неторопливо приближались. Наши!

— Хальт! — останавливает их часовой.

— Шнапс — е? На курку менять будем. — Из корзин заманчиво торчали петушиные головы.

— О-о! Шнапс — е. Давай, давай курка, — оживился немец, открывая дверь ограды.

Вот наши уже внутри двора. Наступают решительные минуты.

— Приготовиться! — поднимаю всю группу.

Один из тех, что вошли в ограду, быстро выхватывает пистолет и в упор стреляет в часового. Тот падает. Петухи с криком летят прочь. В тот же миг в окна, в амбразуры дзота летят гранаты. Взрывы, крики, дым! Мы буквально подлетаем к ограде, к дому и завершаем разгром.

Все 42 фашиста уничтожены на месте. Захватив 10 ручных пулеметов, два станковых и более 100 тысяч патронов, подожгли бензоколонку, дом и благополучно вернулись на свою базу.

И снова бои и походы — разгром вражеской автоколонны из 40 машин под Ратно; уничтожение полицай-президента Берлина, проезжавшего по нашей земле; подрывы вражеских эшелонов; бои с карателями.