Бугатти Широн и Матильда

– Вот погоди, выпустят, тогда я на тебя хозяину такую жалобу накатаю. Одного дня не проработаешь в клубе.

Красивые шоколадного цвета глазки Зины наполняются слезами, губы дрожат.

– За что же меня-то? Этот козел ко мне пристал, костюм испортил! И я же виновата?

– Клиент всегда прав, – подают голос охранники. Но в целом они заняты обсуждением того, что под конец смены все это говнище произошло. А так бы домой ехали, а не в участок. И тоже на Зину бочку катят.

– Что вы ко мне пристали? – истерит она. На крик оборачивается полицейский из тех, что едут в кабине. Что он говорит – не слышно, зато жест вполне понятен. Все затихают.

– Сейчас доедем – я из отделения знакомым позвоню. Нас быстро отпустят. И протокол составлять не будут, – успокаивает меня Олег.

– Как же, “не будут”! Это с макаром-то…

– Зачем ты его вообще взял? – спрашивает Олег.

– Всегда беру. А ты зачем меня в это дерьмо потащил?

Ответить он не успевает. Мы притормаживаем у глухих раздвижных ворот. Рядом с ними будка патруля, за забором виднеется здание местной полиции. Ворота с лязгом отъезжают в разные стороны, и вот мы уже “на выход с вещами” . Дальше все по протоколу. Свидетелей – к дежурному, нарушителей – в обезьянник. Личные вещи, мобильные, шнурки, ремни – все отбирают. Все у меня было, а в обезьяннике как-то не доводилось сидеть. Но я думал, будет хуже.

В конечном счете Зина, Олег и я оказываемся в изоляторе временного содержания. Вопреки ожиданиям, помещение приличное, видно, что после косметического ремонта. Вытянутое в длину, узкое, три стены, четвертая – решетка, в ней же дверь решетчатая.

– Как в кино “Побег из Шоушенка”, – присвистывает Олег. Ему лишь бы шутить.

– Ой, мамочки! – всхлипывает Зина. – Я ни разу не была… какой ужас. Тут нет туалета.

– Как раз очень хорошо, что нету, милая, – отзывается из камеры обитатель. Оказывается, мы подселенцы, а тут уже есть хозяин.

– Ой, кто это? – замирает перед раскрытой решетчатой дверью Зина.

– Заходим, не толчемся, – звеня ключами, поторапливает ее конвоир.

– Там же кто-то есть!

– А тут не пять звезд. Заходим! – повторяет он строже.

– Иди, не зли его, – тихо советует Олег.

– Вот это верно! – Хозяин камеры поднимается навстречу. Это аккуратный седой бородатый старикан, невысокий, жилистый, лицо не испитое, взгляд быстрый, жуликоватый.

– Здравствуйте, – говорю я.

– Здравствуйте, здравствуйте. Проходите, располагайтесь. – Он указывает на скамьи, прилепленные к стенам. – Набедокурили, значит? Не буйные? – спрашивает он у конвоира.

– Нет, Петрович, не стремься. Люди приличные, в ночном клубе подрались. Стреляли…

– Ахти… Как же вы так? – сокрушенно хлопает по ляжкам Петрович. – Ну, проходите, присаживайтесь.

– Можно вас? – оборачивается к конвоиру Олег. – Мне позвонить надо.

– Дежурный разрешит – позвоните.

– Мне сейчас надо.

– Не положено.

– А в туалет?

– Позже выведу.

– А если мне сейчас надо? – восклицает Зина.

И вот что теперь уже дергаться? Сели – значит, сели. Я устраиваюсь на скамье. Не то чтобы нары, даже какой-то матрас ватный лежит на одной. И не сильно грязный, за чистотой тут, похоже, следят.

– Свидетелей опросят, протоколы составят, потом вас вызовут. Сидеть тихо, не хулиганить. По нужде вывожу по одному. Ужина не будет. Завтрак принесу, как положено, – сообщает конвоир, запирает дверь и удаляется.

– Ой, мамочки, – снова заводит Зина, сжимается в комочек на скамье, закрывает лицо руками и начинает рыдать.