Отбросив мусор в сторону, он потопал на крышу башни, оставляя за собой эхо шагов.
(Непростительно! Я готов придушить его голыми руками!!!)
На крыше дул сильный ветер, прямо как при встрече с "врагом".
(Он упомянул Мантикора… так звали Таркуса[2]
после побега. Но он говорил так, словно уже покончил с ним… но я не говорил о нём Аксису! Это моя добыча! И только моя!)Он оглядел семь цилиндров, которые стояли на крыше.
Они не слишком выделялись среди оставленных здесь строительных материалов. Даже если бы кто-то заметил их, ему бы и в голову не пришло, что цилиндры появились тут недавно. Внутри некоторых из них находился достаточно сильный "дезинфектант", способный принести "смерть" всему живому.
(Если я использую его, то, прежде всего, на нём.)
Кровь снова хлынула из уха. Он остановил её рукой и прошептал: - Но… но то, другое имя, которое он назвал… "Мыслитель". Кто же это такой?
Жуткий Э на секунду нахмурился, затем глаза неожиданно сузилось, и он взглянул на парк под ногами.
- Мм?..
Кто-то стоял у закрытых ворот, ведущих в парк.
Это женщина… нет, девушка. И одета она была в форму, как будто шла со школы.
Она копошилась у ворот, и, неожиданно, они открылись. У неё есть ключ.
- Ну, что ж… - оскалился Жуткий Э, когда она вошла в парк.
* * *
- Ох! Чёрт бы меня побрал! – Кинукава Котоэ сунула в рот кончик своего пальца, который уколола о колючую проволоку вокруг заброшенного парка развлечений. Она почувствовала вкус крови. – Что я
Она порылась в школьной сумке и вытащила оттуда одну из аптечных повязок с нарисованными кроликами, которые всегда носила с собой.
Она почувствовала себя ребёнком. Как будто ей вновь три года.
Никто не знает, что у неё есть ключ от ворот наполовину построенного Пейсли Парка[3]
. Одна из тех бесчисленных компаний, претендующих на эту землю, принадлежит её отцу, и когда он принёс домой мастер-ключ, Котоэ выкрала его и сделала себе копию.С тех пор она тайно приходит сюда, когда ей становится грустно.
Постройка парка прекратилась почти сразу после начала, поэтому выглядел он скорее как музей абстрактных фигур, нежели парк, а изогнутые дорожки для ходьбы пустовали, терпеливо ожидая, что их облицуют плиткой. Смотря на эти постройки во время прогулки, Котоэ была готова кричать.
Это было очень одинокое место, и в то время, как она была весёлой девушкой дома и в школе, что-то в этом заброшенном пустынном парке затрагивало её глубочайшие чувства. Она никогда и никому об этом не говорила, но…
Какая-то её часть была уверена, что она как-то связана с этим местом.
Как будто здесь произошло что-то в корне изменившее её – ударившее через самые дальние закоулки прямиком в сердце.
Это место, где пытались построить потрясающий парк развлечений, сейчас являлось забытой маленькой мечтой – принадлежащей кому-то, кто был молод, но кто её так и не достиг и со временем оставил. Котоэ чувствовала, что у неё была именно такая мечта.
Конечно же, семнадцатилетняя девушка не могла этого осознавать. Но она непонятным образом чувствовала это, и печаль оставалась, отказываясь уходить.
Она шла по обломкам, освещённым заходящим солнцем.
Пока шла, она думала только об одном, как и все последние дни – о своём кузене Асукае Дзине.
(Дзин-ниисан…)
Впервые она встретилась с Асукаем Дзином, когда ей было пять, она хорошо помнила ту встречу даже сейчас.
Отец Дзина пришёл занять денег к своему младшему брату, отцу Котоэ, и Дзин был с ним. Должно быть, тогда он учился в начальной школе.
Она видела его только издали.
Отец Котоэ взял фамилию своей жены, Кинукава, и вёл себя, как законный наследник этой семьи, в отличие от послушной матери Котоэ. Он кричал на своего брата: - Хватит попрошайничать.
Но отец Дзина стоял на своём, пока сам Дзин еле слышно не произнёс: - Дядя Кодзи прав, папа. Никто не станет одалживать деньги тому, кто не объясняет, зачем они ему нужны.
Когда этот чистый мальчишеский сопрано пробился через всё это напряжение, заполняющее комнату (искусно декорированную благодаря идеальному вкусу её отца), у Котоэ возникло странное чувство, что этот мальчик должен избавить её от всего – избавить от этой жизни, где она ни в чём не нуждалась, но едва могла дышать.
Отец очень удивился, а его брат согласился с Дзином и перестал просить деньги, ссылаясь только на кровные узы, и вместо этого начал истолковывать детали своего бизнес-плана.
Начиная с этого момента, Котоэ перестала понимать, о чём идёт речь, но, в конце концов, её отец дал своему брату взаймы. Что Котоэ запомнила, так это то, что прощаясь, Дзин продемонстрировал гораздо лучшие манеры, нежели его отец.
Он выглядел таким благородным.
Он был её первой любовью.
Она смотрела вперёд, а в глазах стоял он, но видела она всего лишь прогоревшее дело отца Дзина, начатое на деньги, взятые взаймы. Семья Котоэ ещё долго их не видела. Иногда её отец называл своего брата бездельником, который приносит им только несчастья.
Спустя четыре года Котоэ вновь встретила Дзина.