Буйная Кура

Увидев опасность, Зарнигяр-ханум встала и пошла к двери. Злость злостью, но чтобы все ее добро сгорело в огне, этого она не хотела. Одно дело сказать: "А, пусть аллах перевернет вверх дном все на свете", а другое дело, когда дом и вправду может сгореть.

Зарнигяр-ханум вышла во двор. Она собиралась растолкать слуг и велеть им потушить остатки костра. Но когда она проходила мимо комнаты мужа, то невольно заглянула в окно. Там царил желтоватый полумрак, фитиль тридцатилинейной лампы был сильно привернут. По середине комнаты черным кругом лежала тень от самой лампы. По краям и углам можно было разглядеть стулья и тахту. На тахте спал муж Зарнигяр-ханум Джахандар-ага. Он спал на спине, широко откинув правую руку. На руке уютно и мирно спала Мелек. Бедной хозяйке дома показалось, что столбы, подпирающие веранду, закачались и рухнули, потолок обвалился и в глазах потемнело. Может быть, ей и лучше было бы сейчас, чтобы все рухнуло и все провалилось сквозь землю. Она забыла и ветер, и костер, и опасность. Кое-как цепляясь руками за стену и волоча ноги, она уползла к себе в комнату.

"Господи, ослеп ты, что ли? Зачем ты дал мне видеть это? Чем я прогневила тебя, каким грехом я заслужила эти черные дни?!"

5

Узнав об исчезновении Мелек, Аллахяр тотчас собрался в путь. Ему не хотелось, чтобы хозяин караван-сарая и дружки по картежной игре начали расспрашивать, что и как. Для мужчины мало завидного в том, что у него пропала жена. Поэтому Аллахяр не стал распространяться о причинах внезапного отъезда.

- Хватит, погулял. Дома стоят все дела, - коротко объяснил он.

Ему привели коня. Пока три дня хозяин гулял с друзьями и картежничал конь досыта наелся овса, выстоялся и теперь грыз удила, косил бешеными глазами и норовил укусить тех, кто подходил слишком близко. Аллахяр проверил всю сбрую, заплатил конюху и вскочил в седло. Почувствовав всадника, конь вскинул голову и заржал. Аллахяр направил коня к выходу из караван-сарая сквозь лабиринт фургонов, арб, лошадей, мулов, ослов.

Сначала он думал, что нигде не будет задерживаться и сразу поскачет домой из этого маленького волостного городка. Но на первой же улице он услышал крики зазывал и приказчиков:

"Эй, покупатели! Скоро вечер, уберем все товары. Эй, подходи-покупай, перед вечером дешевле. Есть душистые пряности, есть отборный рис, есть сушеные ереванские абрикосы, все что угодно вашей душе найдете у нас.

Эй, подходи, покупай!"

Аллахяр вспомнил про пустой хурджин, привязанный сзади к седлу, и придержал коня. Он медленно поехал вдоль улицы под тенью высоких чинар, выстроившихся по бокам двумя рядами. Вдоль тротуаров были прорыты небольшие арыки. Прохладная вода текла по ним и омывала корни деревьев. Вся улица с обеих сторон сплошь состояла из одних магазинов.

На чинарах свили себе гнезда бесчисленные вороны. Владельцы магазинов и приказчики делали все, чтобы прогнать и отвадить этих ворон, но те, словно нарочно стремясь переупрямить людей, обсиживали деревья, беспрерывно галдели, порой шумно взлетали и кружились над одноэтажными домами городка, над черепичными крышами, а потом снова спускались на ветви чинар около своих гнезд. Что ни делали владельцы магазинов и приказчики, тротуары перед магазинами всегда были грязны от этих птиц. Два, а то и три раза в день тротуары поливали водой, подметали и чистили. Некоторые сами брались за совок и метлу, другие нанимали для этого мальчишек, давая им кое-какую мелочь.

Когда Аллахяр выехал из караван-сарая на улицу, здесь царило оживление. Нанятые мальчишки, цирюльники, сапожники, чистилыцики обуви, словно соревнуясь, один перед другим, чистили тротуары.

Аллахяр слез с коня, привязал его к дереву, снял хурджин. В магазине его встретили приветливо, как старого и уважаемого покупателя. Он купил рису, кишмиша, сушеных абрикосов - всего набралось пятьдесят фунтов, - а для матери купил еще вышитые чувяки. Приторочив хурджин, снова поднялся на коня.

Солнце совсем склонилось к закату. Улицу перечертили длинные тени. Перед магазинами и мастерскими жестянщиков и лудильщиков сверкали на уходящем солнце жестяные печки, миски, кувшины, разная утварь. Здесь от ударов молотками по жести стоял такой шум и звон, за которым не слышно было тяжелых молотков и кувалд в соседних кузницах.

Аллахяр миновал всех жестянщиков и лудильщиков, поздоровался со знакомым кузнецом, который в своем ремесле не опускался до каких-то там изделий, а только подковывал лошадей, и, наконец выехал за пределы городка. Надо было спешить. Солнце коснулось уже линии отдаленных холмов. Еще минута-другая, и прохладный мрак опустится на долину.

Ездок пришпорил коня. Проехал железный мост, даже не взглянув на бурные мутные воды, все еще не вошедшие в свои берега после больших дождей, не полюбовался, вопреки обыкновению, на гневную реку, бьющуюся о сваи моста.

До полной темноты Аллахяр надеялся проскочить наиболее опасные участки пути. Да и просто хотелось как можно скорее попасть домой.