Аромат шашлыка, посыпанного перцем и мятой, заполнил всю комнату. Салатын быстро встала. Для того чтобы показать пример, она потянулась к подносу. Но мать, словно ужаленная, бросилась вперед, взяла в руки поднос и с шумом выбросила во двор. Куски мяса рассыпались по земле. Медный поднос, ударившись о камень, зазвенел, закружился и упал на траву.
Зарнигяр-ханум закричала слуге:
- Ступай собери и отнеси своему господину. Пусть подавится. Пусть подавится и она.
Таптыг хотел что-то возразить, но Зарнигяр-ханум затопала ногами, крича:
- Убирайся вон! Не то я сейчас сделаю из тебя тесто.
Слуга поклонился и вышел. Гнев душил Зарнигяр-ханум.
"Нет, я разрушу весь этот дом. И переверну его вверх ногами. Вода перестанет течь к этому очагу. Этого позора я не стерплю. Я же не с улицы безродная дрянь. У меня есть братья. Слухи дойдут до них, и они не замедлят прийти сюда. Да я и сама, я им сейчас покажу..."
Окончательно разъярившаяся женщина хотела тотчас идти и расправиться с мужем и его новой женой, но вспомнила всю утреннюю историю и немного поостыла. Съежившись, сиротливо устроилась в уголке тахты. Поняв, что неоткуда ей ждать утешения и помощи, снова дала волю слезам.
Салатын достала из ниши матрац и одеяло, постелила постель, подошла к матери.
- Ложись, мама, да буду я твоей жертвой, пожалей меня.
Зарнигяр-ханум промолчала. Не раздеваясь, легла на приготовленную постель. Дочка ласково прижалась к матери. Она думала, как лучше развеять горькие материнские мысли, ее обиду. Что рассказать ей, с чего начать? Заговорить ли о Шамхале и спросить, где он теперь? Или повести речь об Ашрафе и расхваливать девушку, выбранную для него в невесты? Рассказать о том, что два дня назад она видела эту девушку на реке? И что девушка спрашивала об Ашрафе... Похвалить ли глаза и брови невесты, ее переливчатый смех, черную родинку на ее щеке?
Салатын думала, думала и, сама того не заметив, уснула. Зарнигяр-ханум, услышав ровное, сонное дыхание дочки, прижавшейся к ней, потеплее укрыла ее одеялом. На время женщина забыла все свои обиды, самое большое и властное - материнское чувство - взяло верх над всем.
"Куда я уйду, на кого ее оставлю? - думала мать. - Предположим, что братья приедут и заберут меня отсюда. Хорошо это будет или плохо? Разве братья будут вести себя спокойно? Не прольется ли кровь? Чья кровь? Моего сына или моего мужа? В любом случае этому дому придет конец. Мои дети останутся обездоленными. Господи, запуталась я сама и не могу ни в чем разобраться. Лучше бы мне совсем не родиться на свет. Почему аллах не обрушил на землю камни в тот день, когда я народилась?!"
Постепенно все вокруг окончательно затихло. Явственнее слышался шум Куры. Луна осветила окна. Зарнигяр-ханум лежала в тишине, глядела на лунный свет, и воспоминания унесли ее к тем далеким дням, когда она впервые пришла в этот дом.
Зарнигяр-ханум была единственной сестрой трех братьев, причем младшей сестрой, последним ребенком у матери. Все в доме вертелись вокруг нее. Невестки всячески угождали ей. Если они шили себе по платью, то Зарнигяр шили сразу два. Если в селе была свадьба, взрослые брали девочку с собой. Если она танцевала, братья кидали ей деньги, и она танцевала, пока не выбивалась из сил. Незаметно она превратилась в высокую, стройную девушку. С праздников она возвращалась усталая, но довольная. Братья подшучивали над сестренкой:
- Эй, перепелка, не летай так часто далеко от гнезда. Напорешься на ястреба!
Зарнигяр еще не понимала этих намеков, но все равно краснела и выбегала во двор.
Однажды в селении играли большую пышную свадьбу. Юноши готовились к скачкам. Девушки, поднявшись на крыши домов, предвкушали интересное зрелище, загадывали, кому достанется приз. Зурначи брали самые высокие ноты. Участники скачек удалились за село к подножию холмов, чтобы оттуда скакать. Через некоторое время послышался стук копыт, показалась пыль. Впереди несся на гнедом коне парень в синей бухарской папахе. Конь летел птицей, легко, красиво, словно ему доставляло удовольствие нести на себе такого молодца. Конь стелился над луговой травой, над дорожной пылью, перемахивал через канавы и ямы, а всадник сидел как влитой, прижавшись к гриве коня, играя плеткой над воспаленной конской мордой. Башлык джигита трепетал на ветру, словно белый голубь.
Все с удивлением и даже с недоумением смотрели на победителя скачек. По толпе побежал, как огонек по сухой и в то же мгновение, охватил собравшихся возбужденный разговор:
- Кто это?
- Откуда он?
- Кто его отец?
- Клянусь аллахом, не знаю.
- Впервые в нашем селе.
- Не похож ни на кого из знакомых.
- Видно, издалека.
- Наверное, гость.
- Гость не осмелился бы опередить здешних парней.
- Смелый мужчина - везде смелый: и дома и в гостях.
- Да, смелый везде покажет себя.
- Молодец!
Наконец люди не вытерпели и побежали навстречу.