Буйный (СИ)

Спустя несколько дней мне заметно полегчало. Рана заживала поразительно быстро и практически не беспокоила. Каждый день, утром и вечером, Алечка делала перевязки. Промывала увечья каким-то странным раствором, что имел специфический запах, с ноткой календулы, и сама же бинтовала. Своими ласковыми маленькими ручками. А я в этот момент, развалившись на кровати, закинув руки за голову, наблюдал за её действиями. И наслаждался. С хроническим стояком в штанах. Ах-ха! Первое время девочка краснела чуть ли не до дыр в щеках, когда случайно натыкалась взглядом на мой мощный, не поддающийся никакому контролю бугор, изрядно выпиравший из штанов.

Да, девочка. Я ничего с этим поделать не могу. И он будет стоять как проклятый! Пока я не получу своё. Пока я… не поимею тебя. Немедленно.

С момента оргии в сарае прошла неделя. Естественно, я проголодался. Приходилось терпеть. К другим бабам тащиться не хотелось. Не было ни сил из-за раны, не желания из-за Али. Только и думал о Дюймовочке. Сутки напролёт. И никто теперь, нах, стал не нужен и не вкусен. Интуиция нашептывала, мол, осталось недолго терпеть. Девочка почти созрела. Больше не тряслась, как трусливый зайчишка, наоборот, каждый сантиметр её крошечного тельца, каждая эмоция вопили о доверии.

Правильно! Такую редкую конфетку нужно заслужить. Не шлюха же, тем более если целочка. Ради такого случая стоит подождать. Да воздадутся мне мои усилия! Придётся попотеть. Но я уверен, что приз того стоит. И будет ещё более вкусным, когда я его добьюсь. Ожидание, затраченные силы подогревают интерес. Уф. Наш с ней первый оргазм будет феерически бомбическим. Ещё бы! После такой-то грёбанной недели воздержания и накопления внутри себя сумасшедшей энергии.

***

С каждым днем она привыкала ко мне всё больше и больше. Иногда мы перебрасывались парой интересных историй из жизни. Конечно, свои истории я придумывал. Кстати, я до сих пор не назвал ей своего настоящего имени.

Иногда после работы по хозяйству мы вместе пили чай. Или вечерами просто молча сидели на крыльце дома с кружкой ароматного какао и смотрели на звёзды. В полном молчании. К слову, какао я купил на оставшиеся деньги. И был отрадно удивлен, узнав, что она ни разу в жизни не пробовала этот напиток.

Кайф! Давно так круто не расслаблялся. Годы заточения едва не превратили меня в нелюдя. И как я только продержался? Человечность-то осталась. Возможно, её давно подавили шокерами и сапогами, но она вновь вспыхнула в моём сердце, благодаря лишь ей одной, этой девчонке, что вдохнула в меня новый смысл жизни, заставила отпустить прошлое, навсегда завязать с криминалом и начать зарабатывать на хлеб честным путём. Она дала мне понять, что для истинного счастья много не надо. Счастье — не в крутых тачках, тусовках, матёрой одёжке. А в любви. В умении наслаждаться теми мелочами, что окружают тебя. Будь то небо, солнце или колос пшеницы, что так приятно шелестит в твоих руках во время работы на поле. В ощущении ветра на коже. В возможности просто видеть дневной свет и пролетающие над головой стаи птиц.

За четыре года я напрочь забыл об этих мелочах. А когда увидел небо в первые секунды побега, у меня слезы по щекам покатились.

Только сейчас я, идиот поганый, понял эту простую истину. И мне до одури нравилось работать собственными руками, не нарушая закон, а взамен видеть безмерную радость от моей помощи в красивых, насыщенно-ярких глазах моей спасительницы. Ради этих глаз я готов был хоть утопиться в собственном поту на том проклятом поле, ради одного лишь взгляда и улыбки, подаренных лично мне… моей Дюймовочкой.

***

Когда я немного окреп, то начал потихоньку помогать Але по дому. Первое время после обморока я занимался уборкой, мытьём посуды, иногда двор подметал и живность кормил. Тяжело это было. Смотреть на то, как она возвращалась с поля и тащила на себе дурацкие грабли, в три раза больше её самой. Но всякий раз, когда я собирался отправиться вслед за девчонкой на работу, она чуть ли не басом на меня орала и отправляла обратно в постель.

Млять. Как же приятно. Ей-богу, за меня ещё никто и никогда настолько искренне не волновался. Каждую свободную минуту я вспоминал один и тот же душераздирающий момент, когда вдруг застал Алю в слезах. Малютка сидела на крыльце дома, сжавшись в комочек, и поплакивала, обхватив себя руками. Плечи девушки вздрагивали от тихих всхлипов. Положив ей руку на левое плечо, я ласково спросил:

— Ну что ты, мелкая. Не реви. Испугалась?

Кивок головой и всхлип. С надрывом. Аж душа упала в пятки от жалости к девчонке.

— Да херня это всё. И похуже бывало. Заживет как на собаке. Не боись.

Погладил её немного по спине… Пока только так. Но прижать к себе очуметь как хотелось. И поцеловать. Неимоверно сильно. Так, чтобы фейерверки из глаз посыпались, а в паху случился ядерный взрыв.

***