Нюша с едва скрываемым отвращением поглядела на толстую шею князя, на его покатые, бабьи плечи. Савка, сидевший у борта, перехватил ее взгляд и предупреждающе мотнул головой. Нюша краешком губ улыбнулась и еле заметным кивком ответила ему.
Паром подходил к берегу. Позванивали кольца и стонали борта под напором быстрой, стремительной реки. Навстречу парому от берега отвалил другой, грузовой. У сходней стояли казаки, бабы и ожидавшие оказию солдаты.
Голицын оторвал от глаз подзорную трубу, не глядя назад, молча отдал ее стоявшему позади слуге.
— Э-эй! Лови конец, Федотка! Чаль влево! — закричал паромщик, наваливаясь на рулевое весло. Паром с мягким плеском стукнулся о мокрые темные сходни.
Паромы приходили и уходили, на берегу скапливалось все больше и больше народу. В стороне выводили коней, запрягали их в брички и телеги. Шум, говор, ржание коней заполнили берег.
Савка, улучив минуту, успел шепнуть нетерпеливо ожидавшей его Нюше:
— Сестрица, поклон тебе и еще вот что… Ежели в станице простоим два-три дня, то и повидаться надо будет…
— А как же это, Саввушка? Как он это сделает?
— Сделаем, Нюша, чего-чего, а повидаться надо. Александр Николаевич просит, пускай наберется сил, ожидает, скоро все хорошо кончится.
Глаза девушки засветились тихим счастьем. Она слабо улыбнулась и еле слышно прошептала:
— Хороший мой, ласковый да добрый… Помог бы только бог.
— Поможет, Нюша, и он, и мы поможем, — отходя, сказал Савка.
Глава 4
Станица Шелкозаводская находилась в двух верстах от переправы, и те, кто перевез свои телеги и имущество, растянувшись по дороге, медленно направились к станице.
В ту минуту, когда Голицын и его «харем» уже въезжали в станицу, Небольсин на одном из последних паромов перебрался на левый берег Терека, и сидя на обрубленном толстом пне на краю берега, размышлял о деле, которое затеял. Санька Елохин и Сеня увязали чемоданы и вещи в возок, возница запрягал коней.
— Готово, вашбродь, можно ехать, — вывел его из раздумья голос Елохина.
Небольсин поднялся и молча уселся в возок. Кучер махнул кнутом, присвистнул, и отдохнувшие кони весело рванули возок.
— Слава те господи, опять на российской стороне, — снимая картуз, перекрестился Елохин. — Я, ваше благородие, уже года три как все на татарской сторонке проживал!
— Ну? — удивился Сеня. — Неужели и к казакам не приезжал!
— Не было случая, нас все по Чечне да по лезгинам гоняли, — ответил Санька, с удовольствием разглядывая дорогу.
Лес и река остались позади. Впереди стояла пыль от колес ранее прошедших экипажей, из-за холмов уже виднелась станица.
Возок обогнал шедших вразвалку солдат, армян, остановившихся возле высокой арбы, в которой перепрягали волов. На холме, у пыльной дороги, играли босоногие казачата. Возок пронесся мимо телеги с солдатскими вещами и, легко поднявшись на холм, покатил вниз. Станица, обнесенная валом и плетеными изгородями, лежала перед ними. Дымок вился над хатами, кое-где уже зажигали огни.
У самой околицы стоял пехотный офицер с черными, лихо подкрученными вверх усами. Он держал в руках какие-то бумаги, но глаза его были устремлены вперед, в сторону приближавшейся оказии. Вдруг взгляд его оживился, блеснули белые зубы и улыбка осветила лицо.
— Александр Николаевич, поручик Небольсин! Сюда, сюда! — махая рукой, закричал он, видя, как возок сворачивает в сторону верхней улицы.
Кучер остановил коней, и Небольсин узнал в офицере своего старого приятеля еще по Моздоку поручика Гостева.
— Прокофий Ильич! Какими судьбами? — с радостным изумлением спросил он.
— По воле начальства, Александр Николаевич, — рассмеялся поручик. — Да вы не вылезайте, лучше я сяду с Сеней рядом, — взбираясь на возок, сказал Гостев и, шлепнув по плечу Сеню, спросил: — Помнишь али забыл меня, Арсентий?
— Как можно забыть, Прокофий Ильич! Такого, как вы, человека до смерти не забудешь! — осклабился Сеня.
— Ну, ладно, поговорим дома, а теперь ко мне! Я ведь вас, Александр Николаевич, уже с час у околицы поджидаю, — сказал поручик. — Сворачивай вниз, вон туда, возле церкви. Там мое жительство. Дом, не скажу, большой, обыкновенная казацкая хата, зато жареный гусь с картошкой да добрая чепурка кизлярки ожидают на столе, — пообещал Гостев.
— Да как вы узнали, что я сюда еду? — удивился Небольсин.
— А очень просто. Я ведь буду начальником оказии, которая поведет вас всех до Наура. Ну, в списках оказии я и увидел вашу фамилию. Правь налево, во-он туда, где девка через дорогу переходит, к крылечку, к крылечку подвози, — командовал он вознице.
Услышавшая голоса девушка широко раскрыла ворота, и возок подкатил к самому крыльцу, на котором усатый и в бакенбардах солдат чистил офицерские сапоги.
— Приехали! Принимай гостей, Настя, а ты, Егорыч, — обратился он к солдату, — беги в лавочку да тащи чаю, сахару да водки очищенной.
— И давно вы здесь обитаете? — спросил Небольсин.
Возок его стоял разгруженный во дворе, вещи внесли в горницу, поручик умылся, переоделся и в одной шелковой рубашке сидел за столом, накрытым белой скатертью.
Было уютно, по-домашнему.