Где-то за Тереком, в горах, ухнул гром, слабо сверкнула молния, листья задрожали, и резкий порыв ветра пробежал по саду.
— Идем и мы, Сеня, что нам под дождем делать? — позвал Елохин.
— Идем, Александр Ефимович, — уважительно ответил Сеня, пропуская вперед старого кавалера, так свободно «владеющего» всеми европейскими языками.
Гром загремел ближе, и эхо прокатилось над станицей. Казачка, хозяйничавшая у стола, подошла к окну и тревожно покачала головой.
— Кабы, хорони Христос, виноград да яблоки не побило!
За Тереком блеснула молния, ухнул гром, и по деревьям зашуршали крупные капли дождя. Небо насупилось, в хате потемнело, воздух стал влажным и сырым.
— В такую пору батюшка Терек лютый да злой становится. В позапрошлом годе так разыгрался, что вода аж до плетней доходила! — оказала хозяйка.
Снова прогремел гром, но начинавшийся было дождь прекратился, порывы ветра стихли. Изредка сквозь толщу туч прорывался луч солнца, и тогда мокрая, блестящая листва деревьев озарялась нестерпимо светлым скользящим блеском. В природе боролись две силы — дождь и несдававшееся непогоде солнце. И это борение и чередование гулких ударов грома и ярких солнечных лучей, на мгновение пробивавшихся сквозь темные, сурово сгрудившиеся тучи, было так своеобразно и удивительно, что Небольсин, отодвинув в сторону завтрак, подошел к окну.
Серая, тяжелая мгла лежала кругом. Темные свинцовые облака окутали небо, но солнце то тут, то там пробивалось сквозь лохматые тучи и вновь заливало землю светом и теплом.
— Уходила бы ты на чеченску сторону, и чего тебе тут греметь да лютовать, — глядя с надеждой на медленно плывущие к югу тучи, сказала казачка, стоявшая под окном в саду.
— А им, чеченам, он тоже ни к чему! И у их сады да хлеба дозревают, — услышал Небольсин спокойный голос Елохина.
— И бис с ними! Этой орде не то что града, а самой что ни есть поганой смерти не жалко!
— Бога гневишь, баба, — сурово оборвал ее Елохин, — и у их, у чеченов да лезгин, малые дети и старухи имеются… Ты вот одних только абреков да злодеев знаешь, а походи по аулам, разные там люди встречаются. Бывают и такие, что дай бог нам, православным, побольше!
Казачка не ответила и озадаченно поглядела на унтера.
— Это верно. Вон в Андрей-Ауле я двух кумыков знаю, так они не в пример лучше да честнее наших, русских, будут, — вмешался в разговор Сеня.
— Дак разве же я всем им худа желаю? Вон наш батяка Левонтий кажет, что и в орде хорошие люди встречаются, — неожиданно согласилась казачка.
Небольсин вернулся к столу. Есть ему уже не хотелось. Занятый своими мыслями, он поковырял вилкой в тарелке.
— Александр Николаевич, не нужен я вам? А то хочу к Савке сбегать, — входя в хату, негромко спросил Сеня. Он выжидающе посмотрел на Небольсина.
— Иди, Сенюшка, переговори обо всем, да будь осторожен!
— Сан дут, не беспокойтесь, Александр Николаевич! Мы с ним дождя не побоимся, к реке али в поле пойдем. Надо сегодня повидаться вам, Александр Николаевич, а то завтра, может, и в путь двинемся!
— Оказия пойдет послезавтра, но увидеться с Нюшей надо сегодня, — сказал Небольсин. — Ну, иди, Сеня, и действуй.
Сеня ушел. Дождь то начинал, то снова стихал, как видно, непогода затягивалась, но настоящей грозы ожидать надо было не скоро.
Небольсин попытался было почитать, но, перелистав несколько страниц, отложил книгу в сторону.
Часам к четырем в хату вошел Гостев. Поручик был свеж, бодр и весел. Он обтер полотенцем мокрое от непрерывно сеявшего дождя лицо, налил стакан чихиря, выпил, крякнул и, погладив усы, добродушно сказал:
— С погодкой тебя, Александр Николаевич! Ох, к ночи и будет же гроза…
— Почему так думаешь, Прокофий Ильич?
— Знаю. Во-первых, плечо ноет. Это я в бою с Бей-Булатом под Гехами памятку получил. Теперь всякий раз, как к большой непогоде, рана эта свербит да ноет. А второе — во-он, гляди над Уч-Дагом, — подходя к окну, указал он, — видишь, вон белое облако курится… Так к ночи оттуда такой ветер да шуга пойдут, такая гроза с громом да молоньей разыграются, что по дорогам ни пройти, ни проехать нельзя будет.
— Вот то, маленькое? — с сомнением спросил Небольсин.
— А ты не гляди, что оно малое, а зла в нем да силы о-ох как много. Я ведь здешний, погоду эту во-о как знаю! — присаживаясь к столу, сказал Гостев.
— А теперь послушай, что я расскажу тебе. Князь со своими холуями ночует на Верхней улице, в хатах атамана Прохора Долгова и Евстигнея Чугунова. Девок его с твоей душенькой перевел к нам в Нижнюю. Они уже с утра перебрались сюда и теперь живут насупротив, у наших соседей, Козырева и Степана Люшина, — довольным голосом закончил он.
— Как удалось тебе это? Ведь их разместили на Верхней улице?
— Очень просто. Я кум атамана станицы. Попросил его перевести девок на Нижнюю поближе ко мне, а он объяснил князю, что в тех хатах, которые квартирьеры отвели девкам, тесно, да и хозяева недавно хворали оспой. Как услышали об этом девки, подняли вой, а тут атаман еще поддал жару и перепужал их до смерти. Князь тоже обеспокоился и велел срочно перевести их куда ни на есть подальше.
— Спасибо тебе, брат.