— А насчет вашего отъезда, батюшка барин, так разговоров нету. Понимают, что по цареву приказу это делается. Извольте надуть щеку, ваше сиятельство, я тута бритвочкой пройдусь, — осторожно водя бритвою возле уха Голицына, продолжал Прохор.
— Коляска на завтра приготовлена? — надувая намыленные щеки, спросил Голицын.
— Точно так-с. Матвей моет ее с дороги, к вечеру будет в аккурате.
— Повару указал, что готовить на обед и в дорогу?
— Цыплят с картофелем, суп с лапшой и кисель из вишни. В дорогу, ваше сиятельство, опять же цыплят да холодной баранины и фруктов. И, конечно, вина.
Голицын осторожно кивнул головой.
— Насчет поручика опять ничего не известно. Тут он, в станице, да где жительствует — никто толком не ведает. И сам спрятался, и людей его не видать, — продолжая брить князя, рассказывал Прохор.
Когда он добрил щеку, Голицын с неудовольствием сказал:
— Как это не могут узнать? Плохо ищут!
— Не извольте гневаться, ваше сиятельство, ввечеру узнаем.
— А как Анна… как держится, узнав, что без меня едет дальше? — перебил Прохора Голицын.
Сбитый с толку, не зная, что отвечать, камердинер на всякий случай осторожно сказал:
— Да вроде никак, ваше сиятельство… Ничего не заметно.
Голицын стер со щеки пену, внимательно оглядел лицо в зеркало:
— Порезал, болван!
— Простите, ваше сиятельство, самую малость, прыщик…
— Дай спирт и лавандовую воду… брить — и то не умеешь!
Давно уже знавший Голицына и хорошо изучивший его характер Прохор понял, что князь чем-то очень раздражен. И то, что он назвал Нюшу Анной, особенно напугало Прохора. Князь редко, лишь в минуты гнева, называл слуг полным именем, и это всегда было признаком накипевшей ярости.
— Где она? — вдруг спросил Голицын.
— Тута, в соседнем флигельке, ваше сиятельство, — замирая от страха, прошептал камердинер.
— Подай мне ручное зеркало и позови ее сюда. Да когда войдете оба, ты стань вот тут, — князь указал возле себя.
— Слушаюсь, ваше сиятельство, — проговорил окончательно озадаченный Прохор.
Нюша с Машей, обнявшись, не спеша гуляли по саду, о чем-то перешептываясь и поминутно заливаясь смехом.
Щеколда ворот звякнула, и во двор быстрым шагом вошел Прохор. Лицо его было озабочено, глаза кого-то искали.
— Принес черт этого кобеля поганого, — с отвращением сказала толстушка, — ищет кого-то.
— Ой, господи, — испуганно схватилась за сердце Нюша, — не за мной ли?
— И чего он тебя искать будет, нас здесь цельная куча. И не люблю ж я его, окаянного холуя господского, — глядя сквозь кусты на метнувшегося в хату Прохора, сказала Машенька.
— Ой, подруженька, за мной это, ой за мной, чует мое сердце, меня это ищет, — прижимаясь к девушке, побелевшими губами прошептала Нюша.
— Ох да и напуганная ж ты этим князем! Зачем ему ты теперь, когда вам врозь ехать надо!
— Именно теперь-то и страшусь всего, теперь, когда солнышко мое засветило.
Она смолкла. На крыльцо, быстро шагая, вышли Прохор, Донька и Марфа.
— Ню-юша-а! — звонко закричала Донька, вглядываясь в сад. — Да во-он они, во-он в саду хоронятся, — указала пальцем на замерших под деревом девушек Марфа.
— Нюша, быстро за мной, барин требует! — сбегая с крыльца, закричал Прохор. — Серчает очень.
— Зачем требует, Прохор Карпович? — не в силах сдвинуться с места, прошептала Нюша.
— А кто его знает зачем? Сказано «немедля», а зачем, он сам знает. Идем, идем, Нюша, торопись, он, — Прохор оглянулся, — как тигра лютует.
— А отчего? — упавшим голосом спросила Нюша, еле поспевая за камердинером.
— Барский ндрав, кто ему может запретить! На то он князь и барин.
— Звали, батюшка барин? Доброго утра! — кланяясь от двери, сказала Нюша.
— Здравствуй! Что бледна? Или нездорова?
Голицын через плечо посмотрел на девушку. Нюша молчала. Князь снова взял зеркало и стал изучать порезанную щеку.
— Разучился брить, Прохор! Еще раз порежешь, худо тебе будет. Дай-ка пудры, да не той, не той, болван, а светлой!
Князь был не в духе, и Нюша сразу почувствовала это.
— Завтра уезжаю в Грозную… — медленно начал Голицын, пудря лицо и внимательно всматриваясь в зеркало. — Как ты думаешь, брать тебя с собой или тебе лучше ехать со всеми дальше?
— Не могу знать, ваше сиятельство, как скажете, воля ваша, — тихо проговорила Нюша.
— Я сам знаю, что моя воля, а я спрашиваю тебя, как ты считаешь?
— Ежели не очень буду нужна вашему сиятельству, то лучше со всеми, с девушками, — нерешительно ответила Нюша.
— Значит, с оказией в Екатериноградскую и там со всеми станешь ожидать меня? — ровным, спокойным тоном спросил Голицын.
— Если вашей милости будет угодно.
Голицын задумался. Прохор замер возле барина, боясь даже дыханием нарушить тишину. Еле держась на ногах, стараясь не выдать охватившего ее ужаса, Нюша неподвижно стояла у двери, глядя беспокойным, полным отчаяния взором в затылок Голицына.
Князь, занятый своим туалетом, казалось, не обращал на нее внимания.
— Ну что ж, и я думаю, что мне надо ехать без тебя. Прохор, отложи коляску, поеду верхом!
— Не трудно ли будет, ваше сиятельство? Путь дальний, — льстиво сказал камердинер.
— Нет, всего два перехода. А ты, Нюша, ступай к себе, поедешь со всеми в оказии!