Буйный Терек. Книга 2

— Аллах, аллах! — удивился Шамиль. — Какова сила и каков дух у муршида! — И, оборотясь к чеченцам и кумыкам, окружившим его, сказал: — Поистине, пока аллах благословляет наше дело, ни один волос не упадет с головы имама. — Он отдал распоряжение пехоте и кавалерии поотрядно уходить в ауховские леса.

Горцам, не любившим длительных позиционных боев, не приученным к однообразию осады, было по душе приказание Шамиля. Четырнадцать дней под стенами крепости, несколько безрезультатных штурмов, вынужденное безделье и прикованность к одному месту, а также потери в людях и все ухудшавшаяся нерегулярная доставка пищи утомили их, и чеченцы, более свободные в своих поступках и рассуждениях, нежели лезгины и тавлинцы уже не раз выражали недовольство бесцельным топтанием вокруг предававшейся крепости.

Лагерь горцев ожил. По дороге к Андрей-аулу промчалась конница, двинулась пехота, из аула по Гудермесской дороге потянулись подводы. Прекратилась стрельба, и лишь иногда какой-нибудь удалец на белом коне, в огромной черной папахе, подскакав на ружейный выстрел к крепости, стрелял по Внезапной и затем медленно, под ответным огнем русских, шагом отъезжал в поле.

Со стен крепости тоже заметили необычное движение в лагере горцев, наблюдатели, сидевшие по углам и на фасах, обнаружили отход части мюридов на Андрей-аул. Майор и артиллерийский капитан Кочин внимательно и долго разглядывали в подзорные трубы странное передвижение горских отрядов.

Солдаты с надеждой и волнением поглядывали на офицеров, вслушиваясь в слова, которыми обменивались начальники.

— Похоже, уходят, — высказался артиллерист.

— Дай-то бог, но с этими людьми надо быть настороже… Может, и уходят, а может, и военная хитрость, — раздумчиво произнес майор.

— Должно, уходят, вашсокбродь. Ожглись на нас, не взяли с налету, так чего им под стенами-то делать, — сказал артиллерист. — Во-о-о-н, видите, пыль куда перенеслась, уже за Андрей-аулом встала… Не иначе как уходят, — решил он.

— Дай-то Христос… Может, наши на выручку идут… Знамо дело, бегит отселя азия, — вразброд заговорили солдаты, и радостные улыбки осветили их лица.

— Может, и уходят, а может, и хитрят. На всякий случай вызови дежурную полуроту на стену да орудия заряди картечью. Береженого и бог бережет, — распорядился майор.

— Осторожность не мешает, — согласился капитан и пошел к своим пушкам.

А в долине все меньше и меньше оставалось людей. Уже шли горцы, перекрывавшие дороги на Хасавюрт и Чир-Юрт.

Поднимая пыль, гарцуя и куражась своим молодечеством и бесстрашием, на рысях прошла вдоль верков крепости колонна мюридов человек в полтораста. Они тихо завернули за холм и, взяв направление на темные чеченские леса, скрылись за пологими холмами.

— И впрямь уходят! — тихо сказал одни из солдат. Другой снял шапку и перекрестился.

На стенах крепости в полном облачении показался полковой священник отец Калистрат. За ним шли солдаты-служки и несколько певчих. Священник, размахивая кадилом, дымя ладаном, запел высоким фальцетом «Спаси господи», хор, а за ним солдаты, и те, что были на стенах крепости, и те, что стояли вперемежку с казаками во дворе, в карауле и у ворот крепости, подхватили:

— Лю-у-ди твоя и благослови достояние твое…

Наблюдатели видели со стен крепости, как толпы мюридов уходили из Андрей-аула, как на его улице и дороге сначала поодиночке, робко и осторожно, показались женщины, высыпали ребятишки, затем к крепости пошла группа людей, среди которых майор узнал старшину аула, двух-трех кумыков-торговцев и несколько почтенных стариков.

На стене появился опухший от пьянства, растрепанный, с красными от перепоя глазами комендант. Узнав, что Кази-мулла снял осаду и ушел, комендант воспрянул духом и, мешая майору и офицерам, стал отменять отданные майором приказания.

— Открыть ворота… бей сбор — пехоту в поле, казакам на коней — кричал он. — Бат-та-реям приготовиться к огню…

Он бестолково махал руками, как видно, предполагая вывести гарнизон в поле.

— Помилосердствуйте, какие теперь выходы в поле?? Орда отступила, нам следует привести себя в порядок, осмотреться, — начал урезонивать его майор Опочинин.

— Молчать! Я здесь комендант, я приказываю. В атаку… в штыки… чтоб их и духу не осталось! Я перед царем и богом отвечаю за крепость. Приказываю за ворота…

Тем временем к стенам крепости подходили старики из аула. Остановившись у дороги, они сняли папахи и замахали ими, что-то крича русским.

— Батарея, на картечь их… всех, без пощады! — завопил комендант, вряд ли даже понимая, кто подошел к крепости.

Майор сделал рукой отрицательный знак артиллеристам и почти силой увлек коменданта со стены.

— Ушли… все ушли в горы… увели тридцать человек аманатов из аула, забрали кое у кого коней, седла, ячмень, хлеб и баранину… Наказали плетьми тех, кто торговал с вами, в другой раз обещали отсечь головы, — наперебой рассказывали майору старики.

— А как с солдатами, которых захватили в ауле?

— Шесть человек угнали в плен, не то в Аксай, не то в Черкей. Остальных погубили.