Переводчик Идрис шел впереди, негромко разговаривая с высоким худощавым чеченцем. Под деревьями виднелись стреноженные кони, другие, на длинных чумбурах, пощипывали траву. Женщин не было. Несколько подростков молча, неодобрительно смотрели на проходивших мимо русских.
— Имам тут, сюда ходи, — останавливаясь возле стоявшей в стороне сакли, сказал Идрис.
У порога стояли Шамиль и небольшого роста пожилой чеченец. Подполковник Филимонов, идя впереди, официально и торжественно поднес руку к блестевшему на его голове киверу, украшенному высоким белым помпоном. Считая себя человеком, облеченным особым доверием начальства, которому предстояло разрешить сложное дело большой дипломатической и военной важности, подполковник еще в Грозной постарался захватить с собой парадно-помпезный кивер и сейчас, идя к имаму, заменил им армейский картуз.
Шамиль и приземистый чеченец коротко сказали:
— Салам!
А показавшийся в дверях Ахмед вежливо пригласил:
— Добра утра, ваше блахородия… Имам Гази-Магомед издес…
В комнате было несколько человек: двое мулл в белых высоких чалмах, один сеид в зеленой, остальные в высоких или лохматых папахах, какие носили тавлинцы и жители горных аулов Чечни. Посреди сакли стоял стол, возле него две длинные, по-видимому, предназначенные для русских скамьи. Горцы встали и чинно, с достоинством и тактом ответили на приветствие русских.
— Как доехали наши гости, как отдыхали? — садясь на разостланные мутаки, спросил Гази-Магомед.
— Хорошо, имам. И отдохнули хорошо, и встретили нас твои люди отлично, — ответил Филимонов.
Идрис перевел его слова. Гази-Магомед приложил руку к сердцу. Взгляд его упал на Булаковича, он что-то быстро сказал Ахмеду.
— Имам узнал тебя, ваша блахородия. Шамиль-эфенди тоже, — улыбаясь, сказал Ахмед. — Говорит, как твоя дела, здоровья?
— Спасибо, Ахмед. Передай имаму, что все хорошо. Как он, как Шамиль? Я всю жизнь буду помнить Черкей и Внезапную… — взволнованно закончил Булакович, не сводя глаз со спокойного, дружелюбного лица Гази-Магомеда.
Ахмед перевел. Гази-Магомед и Шамиль улыбнулись.
— Имам гово́рит, хорошая ты чалавек, ваша блахородия, и спасибо, что пришел опять гости.
Гази-Магомед кивнул и что-то быстро сказал Ахмеду.
— Теперь гово́рит имам, он будет слушать вашесокблахородие, — повернулся татарин к Филимонову. — Письмо джамаат читал, се читал, и Шамиль-эфенди, и Гамзат-бек, — оборачиваясь при этих словах к каждому названному им мюриду, продолжал Ахмед, — и ших Шабан, и Бей-Булат, и Авко, и се, кто джамаат сидит…
Подполковник встал со скамейки, расправил плечи и начал подготовленную речь. Говорил он зычно и театрально, но так как голоса не хватило, вскоре перешел на обыкновенный разговор.
Мюриды молчали. И хотя ничего не поняли из пышного набора трескучих фраз Филимонова, тем не менее спокойно и сдержанно выслушали его. Переводчики, как штабной Идрис, так и Ахмед, ничего не поняв из быстро лившегося потока слов подполковника, деликатно молчали.
Наконец русский делегат остановился.
— Переведи им, Идрис, — важно сказал он.
Чеченец-переводчик недоуменно посмотрел на него и пожал плечами.
— Я трудно понимайт, чего говорил господин апчер… Не могу… — Он снова пожал плечами.
— Тогда переводи ты, — обращаясь к татарину, сердито приказал Филимонов.
— Тоже не знаю… Твоя, вашсокблахородия, столько сказал, так бистро-бистро… Рази человек может понимат? — недовольно ответил татарин.
И хотя никто из горцев не понял их разговора, но озадаченный вид и раскрытый от изумления рот подполковника был красноречивее самого точного перевода.
И мюриды, и важные люди джамаата, и даже сам Гази-Магомед не могли сдержать легкого смешка и улыбок.
Небольсин тоже усмехнулся, только Булакович, все еще охваченный воспоминаниями прошлого, с восторженным уважением смотрел на имама.
Филимонов возмущенно оглядел присутствующих и важно уселся на свое место.
— Ты не серчай, вашесокблахородия, — примирительно сказал Ахмед. — Говори мало, не бистро-бистро, только чего надо, тогда я се понимат буду.
Подполковник стал медленно, простым, понятным языком говорить о поручении, данном ему полковником Клюге. Переводчики, дополняя один другого, не спеша переводили слова Филимонова.
Имам и мюриды внимательно слушали, иногда озабоченно переговариваясь между собой.
Небольсин и Булакович почти не вступали в разговор, предоставив Филимонову всю церемонию встречи.
Смеркалось, когда имам поблагодарил русских.
— Уже поздно. Вы устали, идите к себе, обедайте и отдыхайте. Сегодня мы уже не встретимся. Отложим наше решение до завтра. Подходит час истихир-намаза[65]
. Аллах поможет нам ответить на ваше письмо, он всегда подсказывает верные решения, — поднимаясь с места, сказал Гази-Магомед. — Вы идите к себе, мы же исполним закон, — обращаясь к мюридам, продолжал Гази-Магомед.Чеченец Эски и переводчик Ахмед пошли проводить русских до их сакли.
— Я знаю об этих намазах, — сказал Булакович. — Они состоят из омовения и четырехкратных земных поклонов. Затем читается молитва, в которой просят бога явить во сне свое знамение.