Буканьер

Впрочем, у ниггеров привычки и умения было ещё меньше. Обонга чудом держался на скамье, балансируя, точно акробат, и цепляясь за стол, чтобы не упасть. Муванга уронил голову на стол, на локти, и что-то тихо бормотал на родном языке. Остальные чувствовали себя отлично, хотя по всем было заметно, что они пьяны.

— Как твои дела, э… Эмильен? — спросил Рябой, панибратски приобняв его за плечо.

Эмильен провёл рукой по чёрной бороде, пытаясь скрыть своё раздражение. Я видел, что он с трудом терпит его присутствие, и гадал, почему именно.

— Неплохо, — буркнул он. — Видишь, пьём.

Жак заглянул в стакан, увидел там дно и деланно рассмеялся.

— А мы уже выпили, ха-ха! Надо выпить ещё, — вмиг посерьёзнел он.

Разлили, выпили. Я начал чувствовать, как выпитый ром давит на клапан, но подозревал, что могу упасть, если встану.

— Клянусь, не хотел вас подслушивать! — поднял обе руки Рябой, показывая нам заскорузлые ладони. — Но я краем уха услышал ваш тост за добычу!

Я вмиг насторожился, пытаясь стряхнуть опьянение.

— У нас есть неплохое предложение! — улыбаясь, будто кот, объевшийся сметаны, произнёс Рябой Жак, и я чётко уловил гнилой душок, исходящий от его слов.

Глава 31

Буканьер обвёл нас всех мутным взглядом и спросил снова.

— Ну как, готовы выслушать? Эмильен? — произнёс Жак.

Эмильен посмотрел на меня, будто безмолвно обращался за помощью, и я хлопнул ладонью по столу, привлекая всеобщее внимание.

— Сегодня… Никаких дел, — произнёс я. — Сегодня… Пьём. Дела завтра…

Не хватало ещё влезть по пьяной лавочке в какой-нибудь блудняк, который нам же потом и расхлёбывать. Меня не покидало ощущение, что Рябой хочет вписать нас в какую-то авантюру, о которой мы потом пожалеем.

— Это правильный подход, — с серьёзным видом произнёс Рябой. — Завтра так завтра.

Он посмотрел на улицу, где солнце потихоньку опускалось на крыши.

— Эмильен! Говорят, на Тортуге твою зазнобу видали! — переменил тему Жак.

Эмильен побледнел и сжал кулаки.

— Ни слова больше, — просипел он. — И без тебя знаю.

— Что? Ладно, ладно, не кипятись! — засмеялся Жак, и вслед за ним с понимающим видом рассмеялись и остальные буканьеры.

Шон молча разлил ром по кружкам, и протянул одну Эмильену. Тот выпил не глядя, без всякого тоста и подготовки, залпом осушив кружку.

— Сбежала, да? — хмыкнул Шон.

Эмильен шумно выдохнул, раздувая ноздри, как бешеный бык, но тут же взял себя в руки.

— Да. С моими деньгами, — хрипло ответил он.

— Да! И с молоденьким португальцем! — хохотнул Жак.

Меня это вывело из себя. Я ударил кулаком по столу. Посуда жалобно звякнула, официантка что-то пискнула за моей спиной, но я не слушал.

— Тебя же попросили, ни слова больше! — прорычал я, тяжёлым взглядом уставившись в переносицу Рябого.

Перед глазами всё немного плыло, но я старался держаться прямо и уверенно. Повисла тишина.

— Андре, успокойся, — сказал Эмильен. — Всё в порядке.

Я посмотрел на него, потом снова уставился на Рябого, обвёл тем же тяжёлым взглядом всю его компанию. Буканьеры хмуро смотрели на меня в ответ, и я почувствовал, как повисло в воздухе напряжение, грозящее в любой момент взорваться поножовщиной или перестрелкой.

— Ладно, — я миролюбиво поднял руки. — Раз ты так говоришь…

— Давайте-ка лучше выпьем ещё, — произнёс Шон.

Он схватил последнюю бутылку со стола, вылил остатки в кружку. Хватило только на одну. Заказали ещё. Пользуясь моментом, я отлучился до ближайших кустов. В корчме уже никого не осталось, кроме нас, местные давно разбежались, не желая попасть под горячую руку, да и хозяин поглядывал с опаской. Негры давно спали, уткнувшись лицом в стол, Феб грыз косточку, найденную где-то тут, в соломенном полу. Возвращаясь с улицы, я услышал обрывок разговора.

— …лучше не злить. Он московит, — тихо сказал Шон так, будто моё происхождение на что-то влияло.

Но буканьеры понимающе закивали и протянули что-то невнятно-согласное. Похоже, стереотипы о русских гораздо старше, чем я предполагал. Я подкрался к Шону и тихонько хлопнул его по плечу. Тот заметно вздрогнул.

— О, нам ещё принесли! — улыбнулся я.

Я уселся за стол, поднял кружку, а потом проснулся в каких-то кустах.

Голова трещала по швам, во рту словно образовалась пустыня Гоби. Я силился оторвать голову от земли, но не мог, земля тянула меня обратно, словно магнит. Сил хватило только на то, чтобы перевернуться набок и тихонько застонать. Память словно почикали ножницами, аккуратно вырезав всё, что происходило вечером.

Такого жестокого похмелья я не испытывал очень давно. Меня трясло и знобило, пустой желудок отторгал даже мысли о еде, а мою распухшую морду не узнала бы даже родная мать. Я дал себе обещание больше не пить столько, но что-то мне подсказывало, что это обещание будет нарушено.