Буканьер

Через какое-то время, показавшееся мне вечностью, я сумел подняться и обнаружил себя в кустах неподалёку от перекрёстка. Солнце взошло в зенит, выходит, я проспал до полудня, а то и дольше. На улице моих спутников нигде не было видно, только немногочисленные прохожие с опаской косились на меня, и я побрёл к таверне, изо всех сил стараясь ступать осторожно и мягко, чтобы не растрясти гудящую голову.

Возле одного из домов я увидел коновязь, а рядом с ней — корыто, заполненное водой. Пить хотелось неимоверно, и я, не обращая внимания на прохожих и их перешёптывания, опустился на колени рядом с корытом и принялся жадно пить прямо из него. Мне мгновенно полегчало, будто в корыте была не колодезная вода, а эликсир жизни.

С новыми силами я отправился дальше к корчме. Там я увидел за столом понурых Эмильена и Шона, с тоскливым видом ковыряющих что-то в своих тарелках. Негры по-прежнему спали прямо на столе. Буканьеров и Рябого Жака не было видно, и я подумал, что так даже лучше.

Меня заметили, немного оживились, Шон помахал мне здоровой рукой. Я помахал в ответ и неторопливо заковылял к ним. Эмильен сидел бледный и уставший, Шон, опухший после пьянки, казался ещё страшнее.

— Вы как? — сипло спросил я, усаживаясь на лавку.

Вчерашняя девица подошла ко мне, мило улыбаясь.

— Чего изволите, месье? — произнесла она, и я недоверчиво покосился на неё.

— Ничего, спасибо, — протянул я, чувствуя, что сейчас всё, что я съем, тут же полезет обратно.

Девушка улыбнулась ещё раз и удалилась к другому столу.

— Ты где пропадал? С ней? — ухмыльнулся Шон.

— Что? Нет! — воскликнул я, снова пытаясь вспомнить вчерашний вечер. Стало страшно.

— Да ладно тебе, не отпирайся, — хохотнул ирландец.

— Да я не помню ничего, — признался я. — Как эти, с рябым, подсели, так и всё. Память как отшибло. Где они, кстати?

— А пёс его знает, ночью ушли куда-то, — хмыкнул Эмильен. — Пусть катятся хоть на все четыре стороны.

Я толкнул спящего Мувангу в бок. Негр простонал что-то невнятное, и я усмехнулся. Если мне так хреново, то им, наверное, ещё хуже.

— Что вчера было вообще? — спросил я.

— Ты на столе плясал, — сообщил Шон. — Чушь всякую нёс.

— Какую чушь?.. — похолодел я.

— Да я что ли по-вашему разумею? Песни свои какие-то горланил, с Арно чуть не подрался. Подпевать его заставлял, — сказал Шон.

Я уронил лицо на руки. Было одновременно и смешно, и стыдно. Ладно хоть я не выболтал ничего такого, за что меня можно было бы спалить на костре.

— Больше не пью, — выдавил я.

— Ага, все мы так говорили, — хохотнул Эмильен.

— А ещё мы пропили все деньги, — походя сообщил Шон.

— Все? — переспросил я, не веря своим ушам.

— Вообще все, — подтвердил Эмильен.

Я вздохнул, соображая, где теперь можно достать денег. Желательно, в кратчайшие сроки, быстро и безболезненно.

— Ружья-то хоть не пропили? — спросил я.

— Ружья? Какие ружья?

— Ты что! Нет, конечно! — в один голос ответили они.

Стало чуть спокойнее. В конце концов, мы можем настрелять живности и продать её здесь же, или морякам на побережье. Деньги за это мы выручим невеликие, но хоть какие-то. Я почувствовал, что смогу даже что-нибудь поесть, и заглянул в тарелку, в которой по-прежнему ковырялся Эмильен.

— У нас теперь даже на жратву денег нет? — спросил я.

— Ты вчера эту деваху на руках носил, попроси так. Не откажет, небось, кавалеру-то своему, — осклабился Шон.

Я покосился на девицу, отвернулся обратно к столу. Видимо, здешний ром способен абсолютно отбить мозги. Напрочь.

— Кого ещё я на руках носил? — буркнул я.

— Только её. Обещал её увезти отсюда в Тче-лья-бинск, — по слогам произнёс Шон.

Из моей груди сам собой вырвался тяжёлый вздох. И почему Челябинск? Там сейчас, наверное, только дикие башкиры кочуют. Но жрать всё равно хотелось, и я подозвал девушку, смотревшую на меня влюблёнными глазами.

— Милая, есть у вас чего-нибудь перекусить? — тихо произнёс я, стараясь не пересекаться с ней взглядом.

— Да, месье! — улыбнулась она и начала быстро перечислять всё, чем могла меня угостить. Я пропустил мимо ушей большую часть списка.

— Яйца куриные? Яиц пожарьте, будьте любезны, — сказал я.

Девица кивнула и удалилась на кухню, а ко мне зачем-то подошёл хозяин корчмы, проводив её пристальным взглядом.

— Месье! Люсилль с вами никуда не поедет! — заявил он.

От его скрипучего голоса голова разболелась снова, и я просто пожал плечами.

— Вы вскружили ей голову своими россказнями! — продолжил корчмарь.

Я поднял на него тяжёлый, как моё похмелье, взгляд.

— А ты кто такой? — произнёс я.

— Люсилль — моя племянница, и она выйдет замуж за достойного господина, а не за какого-то… Гм… Буканьера! — выпалил трактирщик.

— Вы что-то имеете против честных буканьеров, месье Гобер? — раздался сзади голос Рябого Жака, который ввалился в корчму вместе со своей компанией.

Глава 32

С появлением Рябого трактирщик потупился, проблеял что-то невнятное и поспешил удалиться, а буканьеры уселись за наш стол. По ним было заметно, что они тоже страдают от похмелья, но не так сильно, как мы.

— Так и знал, что найду вас здесь, — произнёс Жак.