Букашко

И вот, наконец, товарищ А. вызвал меня по делу. Я вздохнул с облегчением, фальстарт — когда дело дойдет до настоящего дела, вызов последует из более высоких сфер. А пока текущая работа, ее еще никто не отменял.

— Ага, пришел, — озабочено сказал товарищ А., когда я появился на пороге его кабинета. — Пошли, нас уже ждут.

Сопровождаемые охраной, мы отправились в доселе недоступные мне коридоры. К своему удовольствию я отметил, что любопытство вновь дало о себе знать, мне все еще казалось, что где-то в глубинах Кремля спрятаны потрясающие тайны… Однако ничего сногсшибательного в конце коридора не обнаружилось — столь тщательно охраняемые кабинеты предназначались для встреч наших сотрудников различных рангов с посетителями извне.

— Сейчас мы встретимся с Президентом Академии педагогических наук Союза ССР Петром Евгеньевичем Мальским, — прояснил ситуацию товарищ А… — Поговори с ним. Но постарайся не обижать, он очень боязливый. Товарищ Сталин говорит, что он настоящий интеллигент, и поэтому постоянно плачет. Впрочем, я подозреваю, что причины для слез он придумывает сам.

— Хорошо, товарищ А… Постараюсь проявить чуткость, — пошутил я.

Мы вошли в роскошный кабинет, превосходящий своим убранством любой из тех, что мне до сих пор доводилось видеть. И это было понятно — роскошь эти люди понимали довольно своеобразно, не обладая, в большинстве своем, изысканным вкусом, они оборудовали свои кабинеты согласно своим представлениям о достатке, что, конечно, было разумно. Посетителей в эти помещения не допускали, поэтому они не боялись быть смешными. А вот для представительства, как я теперь убедился, с интерьером работали профессионалы, чтобы у советских людей ни на минуту не пропадало чувство гордости за свою Родину.

Президент Академии педагогических наук был застигнут нами врасплох. Он вскочил, разбрасывая стулья, антикварные столики и хрустальные графины.

— Здрасьте, — прошептал он, застывая в позе подобострастного слуги.

— Здравствуйте, Петр Евгеньевич, — ласково проговорил товарищ А.

— Здрасьте, здрасьте, здрасьте…

— Так что же вы хотите от нас? — товарищ А. не был расположен к сантиментам.

— Коллектив Академии педагогических наук поручил мне довести до вашего внимания результаты нашей работы…

— Так…, — ободряюще проговорил товарищ А…

— Нами разработан новый учебник по навыкам счета для самых маленьких, для первоклассников. Принес вам задачку на утверждение.

— Давай, Григорий, расспроси его, только по существу, — товарищ А. с удобством устроился в роскошном кресле, предоставив мне разбираться с Президентом Академии педагогических наук.

— Как называлась дисциплина «навыки счета» при царском режиме?

— По-моему, арифметика…

— Так… Давайте вашу задачу.

— Буржуй весит четыре пуда, а банкир на три пуда больше. Сколько весит большевик, если он тяжелее банкира на 4 пуда?

На лице товарища А. появилось радостное, счастливое выражение — ему пришлось по сердцу усердие Академии… Но я был вынужден подпортить его приподнятое настроение.

— Что-то вы тут, товарищ Мальский, напутали.

У Мальского моментально на глаза навернулись слезы, его крупное, матерое лицо вожака интеллигентских стад сморщилось и напряглось….

— Вы же нарушили постановление Совнаркома…

— Боже мой…, — невпопад выдохнул президент.

— В Союзе ССР введена метрическая система.

— Боже мой… Но товарищ… это же легко исправить. Вот, вот наша задачка. Буржуй весит четыре килограмма, а банкир на три килограмма больше. Сколько весит большевик, если он тяжелее банкира на четыре килограмма?

— Опять не получается. Каждый пролетарий знает, что буржуи и банкиры вдосталь попили народной кровушки. Так?

— Да…

— А у вас большевик чуть ли не вдвое толще буржуя. На что вы намекаете?

— Боже мой… Но товарищ… это же недоработка. А мы подправим. Большевик весит четыре килограмма, а банкир на три килограмма больше. Сколько весит буржуй, если он тяжелее банкира на четыре килограмма?

— Почему вы позволяете себе так безответственно играть словами? Вы пробовали думать, прежде чем говорить. У вас получилось, что большевик весит четыре килограмма. Он что, новорожденный несмышленыш? Намекаете, все время намекаете.

— Боже мой…

— Идите и все переделайте, — вмешался товарищ А… — Попробуйте еще разок.

Академик ушел, размазывая грязным кулаком потоки слез.

— А не слишком ли ты, Григорий? Мне задачка понравилась… Ладно, пусть еще поработает…

*

В среду у товарища А. возликовала душа — к нему в руки попал первый донос на меня.