— Все хочу спросить… как ваши отношения с Вильгой?
Тогда таинственность в глазах жнеца прикрыла завеса легкого смеха.
— Милая моя, мы с ней расстались очень давно. Я думал, что она подходит мне, а потом влюбился по-настоящему. В другую.
Я отвернула голову: архивы пленок жизни плыли рядами в обратную сторону.
— Наверное, вам не хочется говорить об этом.
— С тех пор, — продолжал Рональд, — как новая возлюбленная появилась в моей жизни, она стала очень дорога для меня.
— Значит, вы больше не тратите сердце на кого попало?
— Отдаю только ей, — нежно улыбнулся Нокс, за все это время, не оглянувшийся на меня. — Надеюсь, и у тебя есть тот, кто оберегает под своим крылом. Ты же такая беззащитная, вон, даже слугой обзавелась.
Они умеют читать наши мысли. Они умеют их угадывать. Они, шинигами, с легкостью выучили поступки и действия людей.
Пусть и без помыслов обидеть, но шинигами крепко сжал мое сердце между стен, возводимых болью. Крылья изранены… и, наверное, больше никогда не поднимут к небу.
— Ты прав… — шепотом в пустоту. А ноги передвигались внизу, делали шаги.
В то же время я ощущала спиной присутствие демона и слышала звук подошв, касающихся паркета. Цунами из архивов все еще плыли по бокам.
Когда шинигами открывал следующую дверь, мои чувства мгновенно обострились.
Я не могла расшифровать трактовку этого знака. Просто пересекая проем, я душевно падала в неизвестность. Но шла.
Грелль
Вокруг меня — лишь море, смешавшее в себе голоса и звуки, отдающие от ударов. По мне, окутанному сумасшедшей дрожью. Именно сумасшедшей. В сознании понемногу восставал безумец, которого так давно и упрямо мне пророчили. И теперь он поселился в уголке души.
Вышел сегодня. На последнее представление.
В какой-то момент моя голова вскинулась: с потолка свешивались клетки. Я уже заключен в одну из них. Можно себя поздравить.
Ты попался, Сатклифф.
Впаянные в столбы цепи не покорялись моим движениям. Ни на сантиметр дальше.
Концы цепей свисали вниз и покачивались, а грудную клетку словно набили стеклом. Теперь представляю себя ниже, чем когда-либо.
Я выдыхаю в волосы, заслонившие мое лицо.
— Ты поставил меня на колени. Но я встану.
— И каким же образом? — ядовито послышалось где-то за спиной. Чертов Вел. — У тебя же совсем не осталось сил.
Щерюсь.
— Ошибаешься, колдун. — И почти задыхаюсь, чувствуя, что в цепях сильно затекли руки. — Это ты… — глотаю комок, застрявший в горле, — без магии, как без одежды. Наг и слаб. В позоре. А то, что в мое сердце, — не отнять никогда.
Я поднял на мужчину голову. Полоса крови текла с края моих дрожащих губ.
— Запомни это, мразь.
И в ответ — кнутом по ключицам, хлестко, без пауз. Меня отбрасывает, заставляет скривиться, и ноет везде, где остались полосы и синяки.
— Заткнись… — хрипит Велдон, не оставляя никакой пощады, и проводит пальцем по моей шее до губ. — Грязная дама. Еще немного, и ты на самом деле окажешься растленной.
— Неужели? — задыхаясь травил его усмешкой. — Что, так страстно хочешь взять меня?
Но, как взаимность, он лягнул меня по груди. А ведь и правда — слишком возбужден…
Вел наклонился и процедил над моим лицом, к которому прилипли высохшие в крови волосы:
— Театральная шлюха… вот весь смысл твоей роли, который ты хотел познать. И такую не просто хочется взять…
Из рассеченной губы на язык попала кровь. Я дышал и жил, возможно, последними часами с этим терпким вкусом во рту. Обрызганный кровью, питался лишь надеждами, да и те уже оказались полнейшим бредом.
Маг продолжал раздвигать границы возможностей. И то, что принимало мое тело вполнакала, уже раскаляло, как железо, добела.
Во мне — пламя, очищающее поганый, полный скверны воздух. Терпение подверглось достаточному испытанию.
Мой мир — навыворот, но я так и не шелохнулся. Стабилен.
Велдон ратовал уже сейчас, и разил плетью мое тело, как режущим огнем. Маг поил себя моими муками. Моими сдавленными воплями.
И мне оставалось немного. Я по самое нельзя пил кислород, пожирал его с чудовищной яростью, захлебывался в нем. Я держался за тонкую нить над пропастью. Я выживал в этой войне, и почти проигрывал: снаряды подорвались, оторвав часть души.
И передо мной снова открывалась бездна.
Кану туда? Или нет?
Каков будет выброшенный козырь?
Губы искажаются и выпускают рваный выдох: последний глоток оказался лишним.
Вел… Ты же слышишь.
Запомни раз и навсегда.
Ты… не сломаешь меня побоями.
Мои слова, рикошетя от стен души, казалось, разрывали нервную и сердечно-сосудистую системы. Волны жара захлестывают мои кости, обливают вспенившейся рекой.
НИКОГДА НЕ СЛОМАЕШЬ.
Юлия
Поначалу комната пустовала, но когда Рональд нажал кнопку, стены раздвинулись, а в помещение вкатились столы с лежащими на них оружиями жнецов. Среди неброских и неинтересных алым пятном выделялась она, «алая подруга».
— Вот его бензопила, — прокомментировал Рональд, с серьезным видом смотрящий на вещь, принадлежащую Сатклиффу.
В моих глазах невольно отразился страх, который спустя много лет проснулся и дал о себе знать.