- Хян пухо суомеа? (он говорит по-фински?)
- Эй. Хян пухо сакса (Нет. Он говорит по-немецки).
- Микя эй пухо сакса (я не говорю по-немецки). Микя пухо суомеа (я говорю по-фински) Микя пухо карьялаксе (я говорю по-карельски). Тахтоа лоукес? (обедать будете?)
-Эй. Ме туляе айеа (нет. Нам надо ехать).
- Ванкаа ласим майтоа (хоть по стакану молока).
- По стакану молока это можно, - вмешался Андрей, сглотнув слюну. Алекс перевёл его слова на финский.
Мамаша осторожно передала внучку на руки Смоландеру и ушла, пе-реваливаясь, как утка, в дом. Вскоре она вынесла поднос, на котором стоял глиняный кувшин, без носика (по-нашему, махотка или кринка), с желтова-тым молоком, три стакана и мелкая плетёная корзинка с горячим домашним хлебом. Хлеб был свежайший и изумительно пахнул испеченным тестом.
- Я ничего не знаю прекраснее запаха только что вынутого из русской печи хлеба, - рассказывал мне Андрей.
Мамаша ловко разлила из кувшина по стаканам жёлто-белое молоко и забрала у Смоландера внучку. Та обняла ручонками бабушку и доверчиво прильнула к ней, вернувшись на своё привычное место.
Андрей стал жадно есть горячий хлеб (с корочкой!) и запивать его вкусным холодным молоком. Алекс пил молоко мелкими глотками, как бы интеллигентно глотая. Хлеба он не ел. Смоландер от молока отказался, что-бы сохранить в животе место для пива и джин-тоника. Андрей выпил три стакана молока и съел почти весь хлеб, лежавший крупными ломтями в со-ломенной плетёной корзинке. Красивая была корзинка.
- Какой изумительно вкусный хлеб! И корочка! - сказал Андрей и по-просил Алекса перевести. - Это вы сами пекли? И молоко - чудесное.
Алекс перевёл. Мамаша хотела вновь передать внучку Смоландеру, но девочка захныкала и никак не хотела идти на руки родному дяде. Тогда за дело взялся Алекс, но у него тоже ничего не вышло, девочка прилипла к ба-бушкиной груди и вцепилась пальчиками в её кофту.
- Дайте попробую я, - сказал Андрей.
Он протянул руки к девочке и ласково сказал по-русски:
- Лиза, хорошая девочка. Она умница и меня не боится, потому что я люблю детей. Иди ко мне, не бойся. Я тебя не уроню.
Девочка сначала недоверчиво смотрела на незнакомого дядю, увидела в его глазах доброту и любовь и вдруг потянулась к нему на руки. Мамаша унесла в дом поднос с тем, что осталось не выпитым и не съеденным. Вскоре она вернулась, держа в руках облепленный полиэтиленовой плёнкой и завёрнутый в чистую тряпицу большой каравай ржаного хлеба. От него пышело холодом, как из ледника. Секрет оказался прост: он был только что вынут из морозильной камеры холодильника.
Так Андрей впервые узнал, что хлеб можно хранить в морозильной ка-мере. А когда понадобится, его надо разогреть в микроволновой печи. И он станет свежим. Микроволновая печь тоже была для Андрея большим откры-тием. Таких в России тогда ещё не было.
Мамаша протянула замороженный каравай хлеба гостю из Советского Союза и сказала со значением щедрости, неумело улыбнувшись:
- Ланья (подарок).
Для Андрея, копившего финскую валюту (ещё не зная для чего) это был поистине царский подарок. С тех пор, живя в Финляндии, а потом и вернувшись в Москву, когда закончился срок его ссылки, Андрей хранил хлеб в морозильнике. От него и я этому научился.
- Кийтос пальон! - поблагодарил Андрей мать Мики Смоландера и склонился, чтобы поцеловать ей руку. Чуть сморщенную, загорелую. Но она отдёрнула её в испуге, будто русский гость собирался её укусить.
Андрей расчувствовался почти до слезливости и сказал по-фински.
- Хювясти, эйти! (Прощайте, мама!)
Смоландер и Алекс тоже попрощались (някеймин - до свидания). Все приехавшие сели в машину и укатили дальше.
Смоландер присосался к банкам с джин-тоником. Андрей с Алексом ехали некоторое время молча. Потом Андрей спросил, повернув голову не-ловко в сторону сидящего за рулём Алекса:
- А чем она живёт? В смысле - на что.
- Кто? - не понял Алекс.
- Мать Смоландера. Эта бедная старушка.
- Гм. Это только так кажется, что она бедная. У неё в собственности около ста гектар леса. Она его продаёт. Мэри работаёт у неё бухгалтером. Я думаю, на жизнь им хватает. Ещё и остаётся про запас.
- А! - сказал Андрей. И спросил вдруг ни с того ни с сего: - Алекс, что такое вкусно? Как ты думаешь?
- Вкусно? - удивился вопросу Алекс, не забывая нажимать на акселе-ратор, - Странный вопрос. Вкусно это вкусно. Что тут непонятного? Ты, ка-жется, джин-тоника не пил. А молоко не может так сильно ударить в голову.
- В твоём ответе нет поэзии. Вкусно это, когда ты сыт, но невыносимо жаль, что кончается. И ты больше не можешь.
- Что кончается? - снова не понял Алекс.
- То что ты пьёшь или ешь.
- Ты что, поэт?
- Нет. Я не поэт. Я игрок словами.
- Разве можно играть словами?
- Не только можно, но нужно. Язык дан человеку, чтобы играть слова-ми. Иначе было бы скучно жить на этом свете, мой друг, Горацио.
Алекс пожал плечами и подумал, что русский немного спятил.
На этом рассказ Андрея о поездке на родину Смоландера, о милом и толстом Мике, большом любителе пива и джин-тоника, можно закончить и вновь вернуться к оставленным нами баранам.
XI