Букет из Оперного театра

Гости зашептались громче. Вдруг раздался какой-то писклявый, словно сорванный голос губернатора:

— Свет! Скорее включите свет!

Под потолком вспыхнула яркая люстра. Люди всматривались в открывшуюся их глазам картину. Затем раздался жуткий женский крик.

Таня протиснулась вперед… И онемела. Неподвижно застывшая женщина была ей знакома. Несмотря на багрово-черный цвет лица, черты его можно было разглядеть вполне отчетливо. Это была Сонька Блюхер — та самая Сонька, о которой Таня думала не переставая вот уже сколько времени! Да, это была Сонька Блюхер — в белом наряде, чем-то напоминающем саван, и она была мертва.

Впрочем, страшно было не только это, хотя смерть сама по себе внушала ужас. По белому одеянию женщины были щедро рассыпаны роскошные осенние цветы. Багровые, фиолетовые, белые астры, лимонно-желтые, белоснежные, сиреневые хризантемы, ярко-красные георгины… Цветы сливались в одно сплошное пятно.

Таня была парализована таким диким, нескончаемым ужасом, что только через время ей удалось разглядеть тонкую, тугую петлю на шее девушки. Как и все предыдущие артистки, Сонька Блюхер была задушена женским чулком.

Таня вдруг почувствовала, как леденеет все ее тело, начиная от кончиков пальцев ног и заканчивая макушкой. Ощущение было невыносимым. Но еще невыносимей ей стало через несколько минут, когда, обернувшись, она вдруг разглядела в этой толпе почти рядом с собой Володю Сосновского. С неестественно напряженным, белым лицом он стоял совсем близко. И, не отрываясь, смотрел на Соньку.

Этого было достаточно, чтобы загнать в глубины души панику. Таня решительно протиснулась к выходу. В общем зале подхватила под локоть Майорчика.

— Срочно бежать. Убийство. Сейчас все здесь будет в фараонах.

И решительно потащила Майорчика за собой.

Лицо Японца было нахмурено. На его столе в кабинете, сверкая под светом включенной лампы, были разложены принесенные Таней драгоценности. Совсем мало, по сравнению с тем, за чем она шла.

— Она это… того… — Майорчик нерешительно поерзал на стуле, — она всех нас спасла, если за то пошло.

— Да не за то дело, — лениво отмахнулся от него Японец, — я за нее ничего и не говорю. Не нравится мне за эти убийства. Тупой мокрушник мешает нам работать, вот как за серьезно. Застрял, как за зуб кость. Ну вот кто их мочит? А зачем? Кому они чего сделали? Особенно девчонка эта последняя. Совсем тупое существо.

Хмурясь, Таня сидела за круглым столом рядом с Майорчиком. Ее до сих пор била дрожь.

— Не было никакой возможности забрать остальное, — сказала глухо она, — почти сразу, как нашли эту девушку, начался такой шухер, что мы еле ноги унесли.

— Миша, она за правду говорит, — вмешался Майорчик, — там такое было… Как за здеся не так… Шухер шо по твои зубы… Мадамы как ошпаренные оттудова повышмаркивались, за любо было глазеть.

— А куда делся Театр теней, который губернатор пригласил? — поинтересовался Японец.

— Тут интересная история выяснилась — мы по дороге уже слышали, — сказала, очнувшись, Таня. — Кто-то им письмо прислал, что выступление их отменяется, да еще деньги сложил в конверт. Такое бывает. Они поверили. Вот и не приехали.

— Значит, готовился, — кивнул Мишка Япончик, внимательно слушая рассказ, — можно гланды и не утомлять — их ведь как за тех, остальных, убили?

— Как остальных девушек, — подтвердила Таня.

— Ну мокрушник… Да откуда он за здеся взялся такой? — Японец явно был недоволен происходящим. — За шо он их мочит? Хотел бы знать… А фараоны, конечно, гландами пощелкали, да и точка. Я за правильно? Такое им зашухерить — не тот фасон.

Таня чувствовала, как с каждым мгновением ей становится все хуже и хуже. Перед ее глазами стояло белое, неподвижное лицо Володи. Неужели по какой-то причине он пошел на самое страшное? Убил Соньку… Он?

Перейти на страницу книги

Глава 13

Соглядатай Веры Холодной. «Мишка Япончик сохнет по вам». Ночной разговор с бандитским королем. Появление в Одессе Анри Фрейденберга и карательные меры Гришина-Алмазова

Пролетка остановилась возле погруженного во тьму дома Попудова на Соборной площади. На колокольне пробило два часа ночи. Огромный собор вырастал мрачной каменной громадой на фоне черного неба, вызывая острое чувство тревоги.

Выпрыгнув из пролетки на темную улицу, Харитонов подал руку Вере Холодной и заметил, что она дрожит.

— Что с вами? Вы замерзли? — Харитонов старался говорить шутливым тоном, провожая ее до дверей первой парадной дома. Ночь действительно была необычайно холодной, и Харитонову показалось, что вокруг нет ни души.

— Дело не в холоде, — актриса передернула плечами в изящной меховой накидке, наброшенной поверх бального платья, — посмотрите туда, за угол. Вон там. Стоит.