Букет луговых цветов. Рассказы

Лицо ее было, как у всех теперь, красиво: юное, светлое, с правильным разрезом глаз, ровным носом. Красивы были черные густые волосы. Красива тонкая шея. Красива обнаженная ключица. Красивы аккуратная девичья грудь и талия, и руки, и ноги. Вся она была, как сошедшая с полотна в музее.

Трудно было дать больше двадцати пяти лет, а между тем на днях она отметила сто седьмой день рождения.

Нынче этим никого было не удивить. Не было в городе человека, не ложившегося под искусный нож роботов-хирургов. Все давно сделали себя такими, какими хотели.

Что касается не лица, а жизни Анны Павловны, то жизнь ее была самой обыкновенной: операции, творчество, восемь замужеств (а если выражаться современно, семь беззаботных романтических историй), пятнадцать детей, никак, кстати, с замужествами не связанных. Двух, первых, она по глупости выносила и родила в муках сама и даже пыталась воспитывать первые годы. Остальных, слава браслетам, поручила инкубатору, который в отличие от нее, непутевой мамаши, знал точно, когда и сколько витамина вколоть растущем организму, когда и как правильно успокоить, и чему полезному научить. Последних десятерых Анна Павловна даже никогда не видела. Зачем? Ей это было безынтересно, а самим детям, как доказала наука, куда полезней общество, чем мать. Все они еще спеленатыми отправились на освоение планеты Эдем.

Было, правда, в жизни Анны Павловны то, что страшно отличало ее от большинства современников: Анна Павловна родилась и выросла в той самой прошлой эпохе, которую теперь показывали в ужастиках. Выросла среди стареющих родственников, в пыльном городе, сама по юности, по глупости много плакала и нелепо заламывала руки… Но все это было так давно, так разительно не похоже на сегодня, что Анна Павловна ничего практически не помнила и вспомнить не пыталась. И с детской наивностью даже смотрела теперь исторические ужастики, как будто к ней они не имели никакого отношения.

Она счастливо проживала сто восьмую свою весну и обдумывала девятое замужество.

2

– Прибыли, ваше сиятельство, – прервала карета размышления Анны Павловны.

Открылись двери.

Далеко простиралось изумрудное поле, вытканное маленькой весенней травой и желтыми одуванчиками. Слева и справа синел лес, обнимающий поле.

Дождь иссяк, хотя небо оставалось затянуто совершенно.

Браслет заметил очередной скачок пульса и выпустил в вену успокоительное.

Серебряные башмачки Анны Павловны ступили на первую ступеньку, на вторую и, наконец, на мокрую траву.

– Вечер уже, ваше сиятельство. Хорошо бы домой, согреться. Констанца шлет сигнал, что приготовила королевский ужин!

– Конечно, сейчас поедем, – ласково отвечала Анна Павловна, глядя вдаль…

Она сама не знала, зачем приехала сюда. Что-то смутное шевелилось в голове и звало туда, через поле, на горизонт, где уже плыл первый туман…

– Вы так хороши сегодня! – воскликнул браслет.

Анна Павловна нахмурилась: она слышала, что браслеты переходят в режим комплиментов, когда нужно непременно спасти хозяина от дурной идеи, отвлечь.

– Какой холодный вечер для ваших нежных плеч! Поедемте назад!

Анна Павловна, и правда, поежилась от холода, но не пошла. В ней вдруг проснулось любопытство… Да, кажется, именно любопытство… Она не собиралась спорить с заботливым браслетом, вредить себе, простужаться. Она хотела только поглядеть… Дойти до края поля… Казалось, там что-то важное ждет… Казалось, она знала это место… Давно знала, но теперь не могла вспомнить… Какое-то чувство разливалось в груди, и хотелось дать ему разлиться совершенно… Пьянящее…

– Ваше сиятельство, пощадите! Вернемся в карету!

– Я хочу только посмотреть…

– Вы так… непосредственны! Это прекрасно! Это благородные порывы… Но, помилуйте, давайте приедем завтра. Будет солнце, будет тепло… А сегодня уже поздно… Вы оригинально одеты… Взволнованны… Давайте завтра? Ничего не изменится, если только отложить на несколько часов до завтра… Завтра обязательно приедем! Я сам все организую!

– Риша, да что ты? Ничего дурного, что я посмотрю…

Дул холодный вечерний ветерок, от которого качались, будто под мягкой ладонью, одуванчики. Трепетало на ветру тонкое шифоновое платье, Анна Павловна вздрагивала от холода. С этим ветром, с прерывистыми вздохами входили в нее новые и новые чувства, непонятные…

Браслет судорожно впрыскивал в вену успокоительное, превышая уже все допустимые нормы, посылая на спутники сигналы тревоги и запрашивая Центр, как действовать в этой непредвиденной ситуации: подопечная стремительно впадала в нервный припадок…

– Анна Павловна! Клянусь, завтра же мы приедем сюда! Только сейчас будьте благоразумны…

– Да ты надоел мне, Ришелье! – вскрикнула вдруг она, забыв вечную вежливость и захотела сдернуть браслет с руки, но тот совершенно не поддался. Только из-за рывка пущенные в вену иголки сорвались, показалась пара капель крови, брызнула наружу прозрачная струя успокоительного.

От вида крови Анна Павловна пришла в ужас.

– Что ты делаешь!

– Успокойтесь, пожалуйста, я желаю только добра, я не наврежу! Не срывайте…

– Кровь! Кровь! Ты ранил меня! Прекрати! Пусти!