– У них своеобразные, но все же эффективные методы.
Лучше и не опишешь.
Дорога петляла сквозь зимний лес. Голые ветви деревьев сменились на пышные, с объемными шапками снега. Я прислонилась к стеклу лбом, стараясь рассмотреть верхушки елей, но они оказались настолько высокими, что ничего у меня не вышло.
Скоро машина остановилась у полосатого шлагбаума, и Костя принялся хлопать по карманам в поисках телефона. Блестящую кожаную куртку с приходом в Ксертонь холодов сменил темно-синий пуховик с объемным капюшоном, обшитый по краю мехом. Папа потянул за бегунок на нагрудном кармане и выудил оттуда смартфон, после чего провел пальцем по экрану, чтобы разблокировать, но подушечки успели подмерзнуть. Несмотря на обогрев в салоне, внутри было довольно прохладно, и снимать верхнюю одежду даже мне не хотелось. Костя шумно подышал несколько раз на руки, отогревая, и снова попытался разблокировать мобильный. С третьей попытки у него получилось. Методично Костя нажимал в разные части экрана, а затем приложил к уху телефон. До меня доносились длинные гудки, которые вскоре сменила тишина.
– Я подъехал. Отправь кого-нибудь поднять шлагбаум, – сказал отец в пустоту, и я не расслышала никакого ответа. Как странно.
Папа убрал телефон в карман и принялся натягивать перчатки.
– Что бы ни случилось, держись рядом. – Костя заправил край перчатки под манжету на резинке, чтобы не задувало. – И ни под каким предлогом не заходи в дом. Поняла?
Меня напугали слова отца. Захотелось задать тысячу и один вопрос о том, почему не стоило заходить в дом Каримовых. Разве мы приехали не для того, чтобы поговорить с родителями Ника, которые, насколько я знала, оставались людьми? Что отец хотел мне показать и где, если не в доме? Не успела я озвучить хотя бы один из скопившихся вопросов, как Костя предупредительно поднял руку, прося подождать.
– Родители Ника нас сейчас не особо жалуют, хотя прекрасно осведомлены, что их сын спутался с Галиной и успел натворить дел. Какое бы зло он ни причинил, Никита – их любимый сын, а ты – девушка, из-за которой он исчез без следа. Не стоит лишний раз бередить рану безутешных родителей.
– Зачем тогда вообще мы приехали? – Пазл не сходился в моей голове. – Уже самое мое появление на их земле сработает как явное напоминание.
Костя тяжело вздохнул:
– Они останутся в доме. Таков уговор.
– Пап, ты ведешь себя как эгоист. Что такого я должна увидеть, раз мы не можем дождаться, когда Ник вернется?
– С чего ты взяла, что он вернется? – отец развернулся ко мне резко настолько, что захотелось вжаться в сиденье, лишь бы растянуть дистанцию между нами. Костя внимательно смотрел на меня, вглядываясь в черты лица, как ищейка, которая почувствовала запах дичи.
– Родители – все, что у него осталось. Он вернется. – И я повторила, стараясь убедить в первую очередь себя, что так и будет: – Обязательно вернется.
– Никита приходил к тебе? – голос Кости зло прозвучал, будто я успела провиниться.
– Нет. Конечно, нет! – повторила я громче, чтобы у отца не осталось сомнений. – Да и с чего бы ему?
На дороге по ту сторону шлагбаума показалась фигура высокого человека. Голову незнакомца покрывал наброшенный капюшон, а нижнюю часть лица скрыл объемный вязаный шарф в сине-зеленую полоску. Подойдя вплотную к шлагбауму, мужчина махнул Косте рукой, призывая подъехать ближе. Из кармана незнакомец достал огромную связку ключей и принялся перебирать до тех пор, пока не нашел нужный.
– Ну как, – Костя подъехал ближе к шлагбауму, а незнакомец, как назло, повернулся к нам спиной, и мне не удалось разглядеть лица, – вы же встречались. Любовь-морковь, молодость.
Услышав последнюю фразу, я закатила глаза от возмущения:
– Пап, уже давно никто так не выражается.
– Я выражаюсь, – Костя усмехнулся.
Шлагбаум поднялся, отец медленно проехал вперед и спустя несколько метров притормозил, дожидаясь, пока незнакомец вновь его опустит и закроет замок.
– Не было никакой любви. Ник просто играл моими чувствами, чтобы обманом дать матери отомстить.
– Ты правда так считаешь? – спросил Костя.
И я задумалась.
Что наши отношения с Каримовым были для него только удобной уловкой, я поняла в больнице, прокручивая в голове воспоминания. Владимир объяснял двойственность того, как я помнила события и чем они являлись на самом деле, частью пробуждения семейного наследия. На мой вкус, звучало сомнительно.
Куда приятнее казалась идея, что у меня наконец спали розовые очки и появился здравый взгляд на происходящее. Влюбленность в Ника отравляла, как и яд вампира. Стоило вспомнить его лицо под ярким светом луны в лесу, как саднило место укуса. На коже остался всего лишь выпуклый шрам, однако, едва я начинала забываться, как старая ранка жаром напоминала о себе, будто никогда не заживала. Я верила в то, что, пока Ник держался подальше от меня, связь между нами слабела и открывались новые грани прошлого.