- Меня? Я не служанка, дорогая, даю только тем, кому хочу. Да и что это за дворянин, который посмеет насиловать дворянку? Это дело подсудное, так что не говори ерунды.
- А, может, отец боится, что ты этого самого дворянина спровоцируешь?
- Бес бы унёс его ханжеское благочестие! Хотя сам-то тоже не только с матушкой возлежит. Я тебе больше скажу: его в её спальне лет десять не было. Как детишек заделал, так и не нужна. Почему? Да не годна больше ни на что. А будь она, как я…
- Не смей говорить так о матери! - Стефания влепила ей пощёчину. - Отец уважает мать.
- Вот-вот, уважает, а постель не греет. Но матушка сама виновата.
- Перестань! Ты… ты отвратительна и порочна!
- Сама перестань, Фанни, я тебе дельные советы даю. Но не хочешь слушать - не слушай.
- Ты спрашивала о враче - так он придёт на днях, до отъезда.
Не зная, как насолить сестре, Стефания ударила по её единственному больному месту. Но удар не возымел нужного действия: лишь на мгновенье нахмурившись, Хлоя просияла, заверив: 'Я успею. Он ведь бывает на вечерней службе'.
Стефания вздохнула, подумав, что только её сестра способна превратить храм в вертеп разврата.
Она полагала, что сестра открыто подойдёт к Дугласу Амати, завяжет с ним разговор, покорит улыбками, но нет, она смиренно сосредоточенно молилась, как и предписано было отцом. И даже церкви не сменила. Стефания ничего не могла понять, пока не заметила, как Хлоя вложила вместе с монеткой записку в руку служки, нашептав ему пару слов.
- Дело сделано, - объяснила после сестра. - Я назначила ему встречу. Служка узнает, в какой церкви он молится, подкараулит и передаст. Как видишь, я блюду свою честь. Поговорим мы наедине. Мне неожиданно станет дурно, будто упаду в обморок, и Амати вынужден будет отнести меня домой.
- К нам домой, - поправила Стефания.
- А вот и нет! К себе - так ближе. Там мы всё и провернём. Я заранее подкуплю слуг, чтобы не посылали за врачом, придётся ему ослабить мой корсет. Ну, а я сделаю так, чтобы жениху захотелось снять всё остальное. За час он вполне управится, слишком поздно я не вернусь. Если что, то задержалась, беседуя со священником.
- А если он не захочет?
- Захочет, - усмехнулась Хлоя. - Я всё рассчитала. Завтра он празднует с друзьями, отказаться не может, придёт уже невеселее. Я ведь не дура, не писала от своего имени. Так, один человек, которому нужно кое-что ему передать. Поверь мне, Стефи, постель, полуобнажённая женская грудь и вино творят чудеса, совратят даже праведника. А уж свою невесту-то он за милую душу!
Стефания закрыла ей рот рукой, испуганно оглядевшись по сторонам: вдруг кто услышит? Потом, уже в паланкине, прошипела сестре на ухо, что лорд Амати - человек благородный и порядочный, а не похотливая скотина, что на него её уловки не подействуют.
- Какая ж ты дурочка, Стефи, хоть и старше меня! - вздохнула Хлоя, откинувшись на подушки, притянула голову сестры к себе на плечо и зашептала: - Запомни: плоть сильнее духа. Дух - он где-то там, а мужчинам хочется удовольствия. Они здесь и сейчас жить хотят. Охота, карты, выпивка, война и женщины. Благородные - они тоже мужчины и тоже хотят. И женщины для них делятся на тех, кого бы они уложили, и тех, на кого не встанет. Я отношусь к первой категории. Ты, надеюсь, тоже, потому что иначе намыкаешься. Равнодушны к женщинам лишь те, кто их боится, презирает, уже не может или любит мальчиков. Остальных всегда можно соблазнить. Пойми ж ты, глупышка, что для них это естественно, для здоровья полезно. Женщинам, к слову, тоже, так что в замужестве хорошо это дело распробуй, понравится. А пьяный мужчина… Кто меня давеча изнасилованиями пугал? В исполнении дворян, между прочим. Так что прикуси язычок и помоги мне. Для нашего общего блага. Между прочим, раздвигая сегодня ноги под Амати, я спасаю отца от бесчестья, возвожу семью на пьедестал.
- Понимаю, - кивнула Стефания, - только, если бы ты блюла заветы чистоты, ничего этого не потребовалось бы. И говори тише: услышат.
- Слуги? - Хлоя улыбнулась. - Нет, сегодня такой гвалт стоит на улице из-за этих бродяг. С их тамбуринами ничего не расслышишь, а ведь мы с тобой не кричим.
Она была права: когда в город приезжают кочевники, можно беспрепятственно договориться об убийстве под носом у капитана стражи.
Эти крашенные, разряженные люди, с песнями, плясками и музыкой, проходившие по улицам, появлялись в Грассе в раз год. Разбивали палаточный лагерь за стенами и три дня веселили горожан своим горластым искусством. Попытки прогнать их ничего не давали, только озлобляли. Но поговаривали, будто это в последний раз, что король издал указ, по которому их должны были уничтожить.