— А тебе, Лева, принести мне розу желтую, с красной серединой! Ищи, где хочешь!
— Желание дамы — закон, — ответил профессор и ушел.
Картежники веселились, остальные гости болтали о ерунде, мы с Люси добрались до темы «Авангардное искусство». Вдруг девушка покраснела и тихо спросила:
— Простите, Ваня, я вижу, что совсем вам не нравлюсь.
— Ну что вы…
— Не надо, — отмахнулась Люси, — это очень хорошо.
— Почему?
— У меня есть любимый человек.
— Да? — удивился я. — Тогда почему Николетта усиленно пытается нас свести?
— Моя мама, — пояснила девушка, — очень хочет, чтобы я вышла замуж за мужчину из общества. У нас очень много денег, просто девать некуда, но мамусю не принимают там, куда ей страшно охота попасть, у Милосердовых, например.
Я кивнул, понятно. Кока Милосердова страшная снобка, и попасть к ней на суаре[5]
— это значит прослыть светским человеком. Если вас встретили в салоне у Милосердовой, то мигом позовут и в другие места. Приятельствовать с Кокой — все равно что иметь своеобразный знак качества. Теперь понятно. Матушка Люси готова принести дочь в жертву амбициям. В качестве тещи сына Николетты Адилье она проникнет везде. Моя же маменька наконец вздохнет свободно, потому что перестанет бояться нищей старости. Мы же с Люси только пешки в этой игре. Ловко придумано.— Мне никогда не разрешат выйти замуж за Севу, — тихо пояснила Люси, — только в одном случае можно выцарапать согласие у мамы.
— И в каком?
— Если я буду от него беременна.
— В чем же проблема? По-моему, это нетрудно.
Девушка вздохнула:
— Как раз наоборот. Меня никуда не отпускают одну, стерегут, как невесту в средневековой Испании. Езжу только на машине с шофером, дома телефон всегда подслушивают… Но с вами меня бы отпустили, в театр, например.
— Не понял, — пробормотал я, — вы хотите, чтобы…
— Ой, — покраснела Люси, — и что вам только в голову взбрело. Я прошу, чтобы вы сейчас сказали Николетте, что приглашаете меня, ну, например, в консерваторию. Естественно, та сообщит маме. Вы завтра заедете за мной, посадите в свою машину, и мы отправимся якобы на концерт. Только вы отвезете меня к Севе.
— Ага, — сообразил я, — а назад как?
— Ну, договоримся о встрече, и вы благополучно вернете меня домой.
Я призадумался.
— Пожалуйста, — шепнула Люси, и ее карие глаза начали медленно наливаться слезами, — помогите. Иначе мама выкрутит всем руки, и нас потащат в загс. Думаю, вам это нужно еще меньше, чем мне.
— Ладно, — согласился я, — попробуем.
— Спасибо, — обрадовалась Люси, — век не забуду услуги.
Следующие часы протекали в светской беседе. Словом, все шло как обычно. Небольшое оживление вызвал Лев Яковлевич, появившийся с цветами, не с одной розой, а с целым букетом из роскошных растений, желтых, с кроваво-красными серединками.
— Лева, — взвизгнула Николетта, принимая подношение, — где нашел?
— У мужчин свои секреты, — усмехнулся Водовозов, — и к майонезу они не имеют никакого отношения.
Домой я попал около полуночи. Тихо, чтобы не разбудить хозяйку, снял верхнюю одежду и пошел к себе. Мое внимание привлек луч света, пробивавшийся из-под двери кабинета. Значит, Нора работает. Ничего странного в этом нет. Она частенько засиживается почти до утра, у Элеоноры бессонница.
Я постучал в дверь, а потом приоткрыл ее.
— Добрый вечер.
Хозяйка сидела спиной к двери. Мне ее поза показалась странной. Она полусвесилась из коляски на левый бок.
— Нора, — испугался я, — вам плохо?
Быстрым шагом я обошел инвалидное кресло и увидел, что моей работодательнице более чем не по себе. Из приоткрытого рта стекала прозрачная струйка слюны, глаза странно косили.
— Что? — окончательно перепугался я. — Что, Нора!
— М-м-м-м, — еле выдавила из себя она, — м-м-м-м.
Инсульт! Мигом вспотев, я ринулся к телефону и вызвал врача, потом подлетел к Норе и осторожно выпрямил скособоченное туловище.
— М-м-м, — стонала Нора.
— Пить?
— М-м-м.
Я сбегал на кухню и приволок минералку, но Элеонора не сделала ни глотка.
— М-м-м.
— Что? Ну что? — засуетился я, ощущая полнейшую беспомощность. — Чем я могу помочь?
Внезапно мутный взгляд Элеоноры сфокусировался и устремился на письменный стол. Обрадованный, я схватил лист бумаги и ручку. Но правая рука отказывалась повиноваться хозяйке. К сожалению, я слишком хорошо разбираюсь в инсультах. У моего отца их было ровно шесть. Отсутствие речи его совершенно не пугало и, по-моему, даже радовало, потому что он наконец-то получил право со спокойной совестью не беседовать с маменькой, а писать он мог, правда, правая рука его вначале не очень хорошо слушалась, хоть и не отнялась, но была как чужая. Однако отец скоро нашел выход, начал тыкать пальцами в клавиши пишущей машинки. Все воспоминания молнией пронеслись в моем мозгу, и я подкатил Нору к клавиатуре компьютера.
— Вот.
Нора, кое-как подняв правую руку, начала нажимать на клавиши. По экрану побежали слова: «Найди убийцу Риты».
— Хорошо, хорошо, — постарался я успокоить Нору, — обязательно.
«Поклянись».
— Но…
«Поклянись».
— На чем?
«Возьми из шкафа Библию».