— Дешево отделался. Твое счастье, что при обыске ничего не нашли. Вспомни о детях, Кули, и перестань баламутить людей… Да вот еще что: скажи своему мальчишке, чтобы перестал безобразничать, а то я найду на вас управу. Понял? — И Муса погрозил Кули толстым коротким пальцем.
В тяжелом настроении добрался Кули до дому, постоял, бессильно опустив руки, посреди комнаты и тоскливо посмотрел на детей.
Ибиш сидел на полу, занятый каждодневным своим делом: починкой башмаков. Кули понимал, что Ибиш не главная причина его увольнения с промысла, но в эту минуту, подавленный и беспомощный, Кули вдруг почувствовал, как его одолевает гнев.
— Ибиш, Муса жаловался на тебя. Расскажи, что ты такое натворил?
Ибиш покраснел и опустил голову.
— Ну? — Кули повысил голос. — Я верил тебе, считал своим помощником. А ты… ты…
Ибиша бросило в жар. Никогда еще отец так с ним не разговаривал.
— Что молчишь, говори, чем отличился?
Ибиш судорожно вздохнул, вскочил с циновки и, волнуясь, стал рассказывать, как они с ребятами закидали снежками Фарруха и Мусу, как требовали денег от Мелика за нефть.
Кули, остывая, сокрушенно покачал головой:
— Ну что вы наделали… Эх-хе-хе, детский ум!
— Мы дрались за отцов, — приободрился Ибиш. — Пусть проклятый Муса вас не мучает.
Кули горько усмехнулся:
— Да разве так борются?
— А еще я слышал, что… — Ибиш осекся и побледнел.
— Что ты слышал? — тихо и медленно спросил Кули.
— Я узнал… я слышал, что Фаррух ударил тебя.
Кули замялся:
— От кого ты слышал об этом, малыш?
Слезы подступили к горлу Ибиша.
— Я не спал, когда ты разговаривал с дядей Василием. Я все слышал и… не мог перенести…
Он не договорил и расплакался.
У Кули в душе что-то оборвалось. Он шагнул к сыну, обнял его за плечи, проговорил негромким, дрожащим голосом:
— Ну, что сделано, то сделано. Ты хороший сын.
В эту ночь Кули не спал. Тревожные мысли не выходили из головы.
10
Муса расквитался с Кули, но Фаррух все еще не чувствовал себя отомщенным. У большого человека красивые мечты, у маленького и мечты подлые. Фаррух мечтал стать приставом, носить портупею и кричать на рабочих. С большим трудом удалось уговорить отца отпустить его в ту страшную ночь с приставом. Ему хотелось доказать всем, на что он способен. Поход этот закончился его позорным бегством через кладбище…
Полдень. Высоко поднялось солнце и озарило домик Кули. Воровато оглядываясь по сторонам, Фаррух обошел маленький домик. Никто его не заметил. Он остановился, перевел дыхание. «Наконец-то я добрался до тебя, Ибиш, — злобно подумал он. — Вот сожгу вашу хибарку. Поживите в такой мороз на улице». Фаррух вновь обошел дом и остановился у окна. Из дома послышался детский плач. «Поплачете не так еще, — подумал он, — наверное, это Сурия». На минуту в его сердце шевельнулась жалость, но тут он опять мысленно увидел Ибиша. «Нет, нечего их жалеть. Все беды мои идут от этого мазутного дома. Все они заодно, эти босяки». Он бросил у стены пропитанные нефтью паклю и тряпки, чиркнул спичкой… Тут он почувствовал на себе чей-то взгляд, вскинул голову и замер: на него глядел Ибиш. Фаррух отскочил, как мячик, и выхватил кинжал. Отличный кинжал выхватил Фаррух, последний отцовский подарок. Но Ибиш, затоптав огонь, так стремительно ринулся на Фарруха, что тот и крикнуть не успел, как уже лежал на земле. Кинжал выпал из рук. Ибиш хотел схватить его, но Фаррух изловчился и пнул врага ногой. Ибиш закричал от боли и, позабыв про кинжал, снова кинулся на Фарруха. На шум выбежала Сурия. Она увидела кинжал, потянулась к нему, но Фаррух, изловчившись, больно ударил девочку. Сурия опрокинулась навзничь и зарыдала так громко, что Фаррух на минуту оцепенел. В ту же секунду Ибиш прыгнул в сторону и схватил клинок.
Фаррух в ужасе прижался к стене дома.
— Ну, шакал, — задыхаясь, выговорил Ибиш, — а теперь скажи, что ты здесь делал?
— Я… я…
— Что блеешь, как козленок? Отвечай. — Ибиш наступал, в руках его сверкал кинжал. — Язык отнялся? Мы не поджигаем промысел твоего отца, а ты хотел спалить нашу хибарку? Так или нет? Отвечай, подлая твоя душа.
Фарруха прошиб холодный пот. Он как завороженный смотрел на кинжал.
— Ибиш… Прошу тебя, Ибиш, не шути с оружием, — выдавил он наконец.
— Не шутить? А ты шутил минуту тому назад? А? Шутил? Ну, дружок, на этот раз тебе крышка.
— Ибиш, — застонал Фаррух, — прости меня. Будь я проклят, если я еще когда-нибудь…
— Врешь, — зло прервал Ибиш. — Вот сейчас отправлю тебя на тот свет, ляжешь на кладбище рядом со своим дедом, пусть знает, какой у него подлый внук.
— Прости меня, ага Ибиш! — в отчаянии крикнул Фаррух.
— Ага! Ишь ты, как приперло, так и господином меня величаешь.
Неизвестно, чем бы кончилось все это, но тут оба мальчика услышали хриплый от волнения голос:
— Ибиш, что ты делаешь?
Фатьма, бледная, с трясущимися губами, заломив руки, стояла на пороге.
— Мама, этот сын негодяя вздумал поджечь наш дом.
— О аллах всемогущий, будь свидетелем! — горестно всплеснула руками Фатьма.
— А разве можно, мама, оставить в живых негодяя?
— Сынок, сделай добро, отпусти его. Спаси аллах, ага Муса разнесет наш очаг. Отпусти его.