Букет цветов

В клубе часто устраивались вечера танцев. Но танцы меня интересовали мало. Лена тоже танцевала редко. Мы не любили толочься в толпе, когда все время соседние пары наступают на ноги и вместо удовольствия танцующие испытывают досаду. Но зал для танцев был тесен, а желающих танцевать — много. Не знаю, может быть, именно поэтому, но кое-кто из молодежи предпочитал по вечерам заглядывать в ларек, на вывеске которого значилось «Воды», а продавали в нем главным образом пиво и даже водку. Ларек этот стоял на самом перехвате, на пути к клубу, и разделяла их лишь небольшая площадь.

Едва стаивал снег, мы с Леной начинали свои прогулки в поле. Бродили дотемна, собирая цветы. Пожалуй, эти прогулки нас больше всего и сблизили. Я любил смотреть на Лену всегда: и на склонившуюся над станком (каким серьезным тогда становилось ее лицо!), и на раскрасневшуюся в жарком споре с подругами и ребятами, и в кино — на внимательную или небрежно-рассеянную, смотря по тому, какая шла картина. Но сильнее и ярче всего мне запомнилась Лена, озаренная вечерним солнцем, среди приречных черемух, куда забрели мы однажды поздней весной. Откуда-то с высокого берега, кружась, опускался белый пух тополей и ложился, как снег, ей на волосы и на плечи. А Лена стояла и смотрела, как играет на перекатах оранжевыми переливами река, и зубы Лены блестели в радостной улыбке.

Часто мы уходили в горы, в лес, очень далеко, а когда возвращались домой, над полями уже лежала росная ночная тишина и только однотонно верещали бессонные кузнечики. Мы шли по узкой тропинке, сталкивавшей нас плечами, и я слышал биение сердца Лены. А когда ее пальцы дотрагивались до моей руки, они не казались такими жесткими, как днем, после работы. Эти ночи надолго оставались в памяти, и, когда наступала дождливая пора и нельзя было выйти в поле, меня томила тоска. Даже то, что на работе я по-прежнему каждый день видел Лену, не помогало. Видимо, ничем нельзя было заменить сам воздух летней ночи и узкую тропинку в лесу.

Так наступила и новая осень. Сморщились, пожелтели, стали редкими даже некошеные таежные травы. Не стало цветов, только изредка на опушках еще встречались не убитые инеем синие горечавки. Лиственницы в горах пылали, как весной в низких лугах разливы цветущих лютиков — «огоньков». Серая и скучная текла на север река. И мне казалось, что я теперь не дождусь дня, когда, сплетясь руками, мы с Леной снова побредем по высокой, цепкой, манящей к земле траве и будем говорить, говорить без умолку. То о большом и серьезном, то о самых несущественных делах. И я снова, шутя, буду дразнить ее и называть Подснежником.

И вдруг случилось радостное и неожиданное. Меня вызвали в контору, и начальник жилищного отдела сказал, что освободилась отдельная, очень хорошая комната в большом трехэтажном доме и что, если я действительно собираюсь жениться, он эту комнату передаст мне. Начальник жилищного отдела знал, как и все, что у нас с Леной дело только за комнатой, но все же он спросил. Я сказал, что, если он сомневается, я завтра же зайду н нему вместе с Леной и она подтвердит мои слова. Начальник покачал головой, сказал:

— Не надо. Верю.

Он выписал ордер на комнату и стал нахваливать Лену, говорить, что она лучшая работница на заводе, Слышать это мне было очень приятно, но я тут же подумал: почему бы начальнику не сказать, что ведь Лена еще и очень красивая?

Не помня себя от радости, я побежал в девичье общежитие, чтобы рассказать о случившемся Лене. Но дорогой сообразил, что сказать ей об этом все равно что открыто, вслух признаться в любви и попросить выйти за меня замуж. А такие события случаются только раз в жизни человека. И нельзя же подойти к девушке, отдать ей ордер на комнату и сказать при этом самые дорогие, единственные в мире слова. Все это должно быть нежней и торжественнее.

Лена очень любила цветы, и я подумал, что в такой день самым лучшим подарком для нее будет красивый букет. Но стояла глубокая осень, и, как бы далеко я ни зашел в лес, кроме случайных, уже подсыхающих горечавок, все равно я не нашел бы там ничего. Тогда я вспомнил, что в городе, рядом с театром, есть цветочный киоск и в нем осенью продают превосходные букеты поздних астр и георгинов. Я съездил на автобусе в город и купил большой букет пунцовых георгинов.

Вернулся я уже в сумерках, и, когда постучал в девичье общежитие, мне сказали, что Лена ушла в клуб на концерт приезжей знаменитой певицы. Прямо с цветами я направился туда. Но хотя до начала оставалось еще много времени, все билеты были проданы, а у входа толпилось много молодежи. Все спрашивали, нет ли у кого лишних билетов. Я долго толкался в толпе, но Лены не увидел. По-видимому, она купила билет заранее и уже сидела в зрительном зале. Тогда я тоже стал ходить и спрашивать, нет ли у кого лишнего билета. Ходил до тех пор, пока не прозвенел последний, третий звонок. И все время боялся, как бы мне не помять георгины.

— Ну, пропустите меня так! — напоследок сказал я контролерше, сказал, будто от этого зависела вся жизнь моя.

Она только пожала плечами.