Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938

Ни одна из этих кардинальных перемен второй половины 1929 г. не проистекала из официального решения, принятого партией. Они далеко выходили за рамки апрельских резолюций Пленума ЦК, который должен был быть созван снова 10–17 ноября, и проводились по инициативе Сталина и его главных приспешников, прежде всего Молотова и Кагановича, заправлявших теперь в исполнительных органах партии в Москве ^{1331}. 7 ноября в статье, напечатанной в «Правде» и обладавшей для запуганных партработников силой закона, Сталин пошел еще дальше. Он объявил о «великом переломе» и изложил главный миф своей «революции сверху». Противореча партийным документам (равно как и действительно сложившейся ситуации), он утверждал, что крестьянские массы, в том числе и середняки, добровольно отказываются от своих личных наделов и «пошли в колхозы, пошли целыми деревнями, волостями, районами» ^{1332}. Это был призыв к немедленной сплошной коллективизации.

Три дня спустя собрался ЦК. До сих пор неясно, что в точности произошло на этом критически важном ноябрьском пленуме. Несмотря на серьезные сомнения даже среди сторонников Сталина ^{1333}, собравшиеся не могли больше, да и не особенно хотели, твердо сказать «нет» генсеку, когда он потребовал утверждения свершившихся фактов, связанных между собой, — политического уничтожения Бухарина и поворота к массовой коллективизации. 12 ноября, вслед за шквалом угроз со стороны сталинистов, требовавших, чтобы Бухарин, Рыков и Томский выступили с покаянием, не то их исключат из партии, те огласили на пленуме осторожное, но отнюдь не покаянное заявление, в котором, признавая определенные «успехи», критиковали сталинские методы в деревне и указывали на их воздействие на уровень жизни в городах. Сталин и Молотов немедленно выступили против этого заявления, и 17 ноября Бухарина исключили из состава Политбюро ^{1334}.

Хотя публичное очернительство сделало дальнейшее пребывание Бухарина в руководстве невозможным, ЦК, по всей видимости, принял его изгнание без энтузиазма ^{1335} (Рыков и Томский, которые подверглись в печати менее резким нападкам, временно сохранили свои посты.) Затем пленум одобрил призыв Сталина к массовой коллективизации, хотя и не без тревоги, внеся некоторые оговорки. Несмотря на требования сталинского резонера Молотова, чтобы сплошная коллективизация в ключевых районах была завершена в немыслимо короткие сроки — к лету 1930 г., пленум довольно неопределенно высказался о ее темпах, сделав двусмысленное заявление о том, что события поставили сплошную коллективизацию на повестку дня в «отдельных районах». Все еще стремясь к некоему подобию порядка и умеренности, пленум также рекомендовал организовать особую комиссию для выработки конкретных директив ^{1336}.

Одна политическая победа не далась Сталину в руки на этом пленуме, да и то ненадолго: хотя деморализованные и сломленные сторонники Бухарина, еще остававшиеся в ЦК, публично покаялись на пленуме ^{1337}, Бухарин, Рыков и Томский с «чрезвычайным упорством» продолжали отказываться от покаяния ^{1338}. Однако неделю спустя, 25 ноября, они наконец пошли на попятную и подписали краткое заявление с признанием своих политических ошибок, опубликованное на следующий день. Содержавший эту уступку абзац гласил:

Мы считаем своим долгом заявить, что в этом споре оказались правы партия и ее ЦК. Наши взгляды… оказались ошибочными. Признавая эти свои ошибки, мы, со своей стороны, [поведем] решительную борьбу против всех уклонов от генеральной линии партии и, прежде всего, против правого уклона ^{1339}.

Хотя это заявление не было тем самоуничижительным покаянием, которого добивался Сталин, оно представляло собой политическую капитуляцию и конец бухаринской оппозиции.