Помимо того, что эта книга утвердила Бухарина как марксистского экономиста, она явилась еще первым этапом рассчитанной на всю жизнь программы, представлявшейся ему позже в виде многотомного исследования с целью рассмотрения и отстаивания марксистского влияния на современную мысль. Хотя политическая деятельность препятствовала регулярной работе Бухарина над этим исследованием, отдельные его части, опубликованные в 20—30-х гг., свидетельствуют о том, что автор решил продолжать пристальное изучение новых течений западной мысли, особенно тех из них, которые прямо бросали вызов марксизму как социальной науке или революционной доктрине {107}
. В конце XIX в. и позже многие влиятельные социологи так или иначе реагировали на солидное наследие Маркса. Бухарин считал, что на теории соперников следовало отвечать методом «логической критики», а не бранью. Глубоко захваченный миром идей, он, естественно, должен был, хотя бы косвенно, испытать влияние этих мыслителей. Ибо, разделяя марксистское положение о том, что все теории отражают классовые интересы, Бухарин в то же время полагал, что буржуазная экономия «может делать и делает… общественно полезное дело» и что «при критическом отношении» можно извлечь из нее «богатый материал для обобщений» {108}. Следует полагать, что Бухарин, в отличие от многих других большевиков, испытал в значительной степени воздействие идей критиков Маркса. После 1917 г., например, он стал остро сознавать приложимость теории элиты Парето и Михельса и теории бюрократии Макса Вебера к нарождающемуся советскому строю. (Макса Вебера Бухарин считал выдающимся немарксистским теоретиком) {109}.В Вене Бухарин познакомился также с наиболее сложившейся школой европейского марксизма — австромарксизмом. Вена была родиной Отто Бауэра и Рудольфа Гильфердинга, чьи работы о монополистическом капитализме были в то время высшим достижением марксизма {110}
. Австромарксизм, особенно труд Гильфердинга «Финансовый капитал. Новейшая фаза в развитии капитализма», оказал длительное влияние на Бухарина. Дискуссия о монополистическом капитализме и империализме, с которой он соприкоснулся в Вене, прямо способствовала тому, что он решил перенести свои исследования из области критики буржуазной экономической теории (он собирался написать книгу об англо-американском маргинализме) на природу самого неокапитализма. Даже после 1917 г., когда большевики с презрением отшатнулись от австромарксистов как от «ревизионистов», Бухарин продолжал испытывать невольное восхищение перед их теоретическими достижениями; эту интеллектуальную симпатию многие большевики, включая Ленина, не разделяли {111}. Пребывание Бухарина в Вене закончилось летом 1914 г., за это время еще не возникло разногласий между ним и Лениным (если не считать вновь обострившегося в мае спора о Малиновском). Ленин по-прежнему одобрял и печатал статьи Бухарина {112}. Даже национальный вопрос, проблема, вскоре резко разделившая их, пока еще не вызывал трений. Начиная с 1912 г. Ленин уделял этому вопросу все большее внимание и в 1914 г. выдвинул партийный лозунг права наций на самоопределение, очевидно разойдясь в этом пункте с интернационалистической позицией радикального марксизма [10]. Если в венский период у Бухарина и были сомнения по этому вопросу, то четко они еще не выявились. В январе 1913 г. в Вену приехал грузинский большевик Иосиф Сталин, чтобы, согласно инструкции Ленина, работать над программной статьей «Марксизм и национальный вопрос». Бухарин помогал Сталину, который не знал европейских языков, и нет документов, свидетельствующих о разногласиях как между Бухариным и Сталиным, так и между ними и Лениным, который одобрил написанную статью. А в конце апреля 1914 г. Бухарин по поручению Ленина разработал план выступления по национальному вопросу для большевистской фракции IV Государственной думы {113}. Пребывание Бухарина в Вене оборвалось с началом первой мировой войны. В августе он был арестован вместе с другими иностранцами. Но через несколько дней, после вмешательства австрийских социал-демократов, был депортирован в Швейцарию и поселился в Лозанне {114}.Война оказала решающее влияние на историю большевизма. В конечном итоге она вызвала падение царского режима и подготовила почву для победы партии в 1917 г. Поначалу же она резко противопоставила выступавших против войны большевиков широкой ассоциации социал-демократических партий, известной как II Интернационал, подавляющее большинство членов которого проголосовали за поддержку своих правительств в надвигавшейся войне. Когда эмоциональный пролетарский интернационализм, который давал социалистам ощущение единства, отступил перед национализмом воюющих стран, родилась идея III Интернационала, осуществленная четыре года спустя. Для большевиков, которые, подобно Бухарину, считали себя европейскими социал-демократами и последователями передового марксизма Австрии и Германии, «предательство» социал-демократов было «величайшей трагедией… жизни» {115}
.