Но в то же время консерваторы, контролирующие советскую коммунистическую партию, настороженно относятся к растущей репутации Бухарина. Они понимают, что реабилитировать этого отца-основателя значило бы легализовать реформистские идеи внутри самой партии. А это в свою очередь означало бы пересмотр главных основ системы, начиная от непроизводительных колхозов и скрипящего планового хозяйства до давящей цензуры. Цепляясь за прошлое, они остаются наследниками Сталина. И все же идея бухаринской альтернативы распространяется все шире — от Москвы до Западной Европы. Бухарин словно бы бросает в своих преследователей проклятие Дантона: «Вы наложили руки на всю мою жизнь. Да восстанет она и да бросит вам вызов!»
сентябрь 1979 г.
Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938
Мы вскоре обнаружим, как различны были характеры и прежняя жизнь людей, привлеченных и использованных революцией, из какого множества потомков она состояла и как невозможно выразить все ее аспекты или идеи ни в нескольких строках, ни одной дефиницией.
История партии — история нашей жизни.
ГЛАВА 1.
ФОРМИРОВАНИЕ БОЛЬШЕВИКА ЛЕНИНСКОЙ ГВАРДИИ
Тот, кто ищет спасение душ, своей и других, не должен искать этого на путях политики; у нее совсем другие задачи, которые решаются только силой.
Я утверждаю, что всякий мыслящий человек не может стоять вне политики.
Великие события порождают устойчивые мифы. В 1917 г., использовав нерешительность, некомпетентность или бездействие соперников, большевики взялись за дело и с потрясающей легкостью встали во главе русской революции. Этот дерзкий акт, противопоставленный нерешительности других политиков, положил начало легенде о том, что большевистское руководство, в противоположность другим политическим партиям, было сплоченной, однородной, единомыслящей группой. Миф этот, хотя он и не верен, много лет оставался в силе среди исследователей революции {39}
[1].Хотя само руководство, особенно в моменты бурных внутренних разногласий, не устает повторять, что партия некогда отличалась «единой психологией и единой идеологией» {40}
, неясно, почему эта легенда так долго существовала. История дооктябрьского большевизма, который сам есть продукт фракционности внутри русского марксизма, или социал-демократического движения, полна бесконечных препирательств по фундаментальным вопросам, особенно между Лениным и его соратниками по руководству. Даже решение взять власть может служить прекрасным примером партийной разобщенности: оно было встречено в штыки многими старейшими ленинскими соратниками, включая виднейших — Григория Зиновьева и Льва Каменева. События после 1917 г. тоже не наводят на мысль о единодушии в основных вопросах. Начиная с усиления оппозиции ленинской внутренней и внешней политике в начале 1918 г. и затем в ходе острых, носивших программный характер споров в 20-е гг. разногласия между большевиками продолжаются и усиливаются, прерываясь только короткими периодами единства ради сохранения власти. Как заметил позже один советский историк, партийное руководство между 1917 и 1930 гг. тринадцать лет было во власти фракционной борьбы {41}.Двумя десятилетиями внутрипартийной войны и сталинской братоубийственной кровавой чистки 30-х гг. был развеян миф о монолитном большевистском руководстве; он уступил место другому, лишь отчасти более справедливому мифу, состоявшему в том, что движение изначально характеризовалось двойственностью — два противоположных течения сосуществовали внутри партии. С одной стороны — большевики-«западники», партийные интеллигенты, жившие за границей до 1917 г. и впитавшие западные политические и культурные традиции. Они осуществляли связь большевизма с европейским социализмом и его интернационалистическим мировоззрением. С другой — партия большевиков-«почвенников», которые оставались в России и руководили до революции подпольными организациями. Искушенные в организационных делах больше, чем в теории, прагматики, мало интересующиеся классическим достоянием социализма, «почвенники» рассматриваются как представители националистических тенденций большевизма и зачаток послеоктябрьской партии бюрократов-аппаратчиков.