Бухенвальдский набат

С этих дней и началась для Николая работа по организации безопасности, работа очень осторожная, терпеливая, кропотливая. Именно ему в значительной степени мы обязаны тем, что у нас не было ни одного провала.

Кого только фашисты не затолкали в лагерь! Кроме военнопленных, здесь были и националисты, ненавидевшие Советский Союз, и белоэмигранты, которые открыто пособничали эсэсовцам, и малодушные, которые от мук голода готовы были избавиться даже предательством.

Немецким товарищам давно пришлось заняться вопросами безопасности. У них существовала могущественная группа Рихарда Гросскопфа, которая могла убрать любого предателя. В лагере был известен случай, когда группа Гросскопфа обезвредила человека, очень опасного для русских...

Часто по лагерному радио раздавалась команда:

- Kuschnareff, zum Tor! (Кушнарев, к воротам!).

И тогда через аппельплац мелкой трусцой бежал старикашка. Все знали, что он когда-то занимал крупный пост во Временном правительстве России, после Октябрьской революции эмигрировал в Югославию и попался гитлеровцам на каких-то связях с английской разведкой. В лагере он "прославился" на селекции. Когда прибывал транспорт с русскими, Кутйарева вызывали к воротам. Он обращался к заключенным с речью, предлагал офицерам выйти из строя якобы для того, чтобы разместить их в более благоустроенных бараках. Редко кто кидался на его провокации. Тогда Кушнарев обходил строй, выискивая более интеллигентные, не простые лица, и указывал на них пальцем. Людей выводили из строя, и в лагере они больше не появлялись.

За Кушнарева взялась немецкая группа. Эсэсовский врач Ховен согласился за 20000 марок заманить Кушнарева в лазарет как больного и ввести ему смертоносный шприц. 20000 марок! Где их взять в лагере, когда у заключенных отбиралось все, что они вносили в лагерь? Правда, в эффектенкамере, где хранились вещи узников, тоже работали свои ребята и умели припрятать часть золота и драгоценностей. Герр Ховен удовлетворился вознаграждением и подтвердил в комендатуре, что Кушнарев умер от сыпного тифа и тут же сожжен.

На первых порах немецкие и чешские подпольщики помогали советским военнопленным создавать свою группу безопасности и охраняли сами русскую организацию. И когда Кюнг принялся за это дело, у Степана Бакланова был уже кое-какой опыт.

Разумеется, один Кюнг ничего не сумел бы сделать. Ему нужны были глаза и уши. И он нашел надежных и осмотрительных помощников. Это - Костя Руденко и Николай Руденко, Костя Крокинский, Михаил Хохлов, Сергей Каталидзе, Александр Павлов и многие другие, которых в то время знал только Кюнг.

Человек с транспорта попадал в карантинный лагерь. Он был измучен дорогой, часто побоями, длинной процедурой приема. Он и не подозревал, что кто-то в кишащем муравейнике барака может наблюдать за ним. Он и не знает, что о нем уже многое известно: откуда родом, где воевал, когда угодил в плен, за что попал в Бухенвальд, только отходит от пугающей мысли, что его везут в концлагерь, только начинает привыкать к тусклому венчику пламени над трубой крематория. А уж номер его занесен в тайный список который ведет Петр Саенко. Он сидит за столом и ест свою порцию хлеба и супа, а цепкие глаза штубендиста следят, как он ест. Он ложится спать, аккуратно складывает свою одежду и не думает, что штубендист будет непременно знать, что у него в карманах.

И если он положил записочку с номерами заключенных, чтобы передать ее завтра эсэсовцу, то считай, что жить ему осталось несколько часов.

А если он попытается с этой записочкой проскользнуть ночью к воротам, то у него из этого тоже ничего не получится. Где-то на улице его непременно остановит лагершутц, пристрастно допросит, куда и зачем так спешит. И отвертеться от лагершутца невозможно, и освободиться от предательской записки тоже невозможно. Потому что лагершутцы - это свои ребята, и их инструктировал Николай Кюнг.

Входя в лагерь, узник "освобождался" от всех личных вещей. Деньги, ордена, медали, документы, а что еще могло быть у советских военнопленных? хранились в эффектенкамере. Здесь действовал Костя Руденко. Он просматривал все документы, и ему было видно, что за человек попал на территорию Бухенвальда.

Итак, пока человек проходил через канцелярию, мылся в бане, переодевался, съедал первые порции лагерной похлебки, за ним уже разматывался клубок его прошлой жизни и он мысленно заносился в разряд или активных, или пассивных, или подозрительных и с этой характеристикой поступал в Большой лагерь. Так было с нами, когда мы прибыли в лагерь. Так было с тысячами других.

Время от времени вопросы безопасности становились главными в нашей жизни. Когда эсэсовцы схватили участников траурного митинга и все зависело от того, хватит ли у товарищей мужества перенести допросы, политический Центр насторожился и утроил бдительность. Последние месяцы, ободренные успехами Советской Армии, массированными налетами авиации союзников на германские города, мы кое-где стали забывать об опасности, потеряли осторожность.