Бухта командора

«…Хриплый лай песцов доносился до холодной землянки, куда матросы положили больного командора. Землянкой служила яма, выкопанная в песке и прикрытая сверху куском паруса. Беринг лежал, до половины засыпанный песком.

Край паруса зашевелился, блеснули красные огоньки глаз. Песец отвел носом брезент, покосился воспаленным глазом на человека, соскользнул в яму. Зверь был облезл и худ, под грязным клочковатым мехом обозначились ребра. Он присел на задние лапы, обнюхал торчавшие из песка сапоги, покатал лапой рассыпанный голубой бисер — товар для мены с туземцами — и стал грызть голенища. Человек безразлично посмотрел на него и не пошевелился.

Когда вернулись люди и прогнали песца, Витус Беринг, командор и начальник экспедиции на пакетботе «Святой Петр», уже умер.

Могилу копали под крики — матросы волокли из воды на берег загарпуненное животное. Оно было странным: тело небольшого кита, тупая коровья морда, большие, как весла, грудные плавники, раздвоенный хвост. Из ран, нанесенных гарпунами, на песок сочилась кровь. Диковинная корова не издавала ни звука. В глазах ее было страдание.

Мясо коровы оказалось сочным и вкусным. В тот день для моряков, выброшенных штормом на необитаемый остров, отступила угроза голода. Когда экспедиция покидала остров, бесчисленные стада этих животных плавали у рифа, лениво пережевывая водоросли. Огромных морских зверей, которые, вероятно, могли бы стать первыми океанскими животными, одомашненными человеком, через двадцать лет после открытия острова истребили полностью…»

Я шел в маленькую бревенчатую гостиницу, начинался второй день моего пребывания на острове.

Лимон я купил в Якутске, когда самолет делал там остановку. В буфете было много народу. Встал в очередь за бутербродами, а когда очередь подошла, увидел на стойке в надбитой стеклянной вазе лимон.

— Один остался? — спросил я веселую краснощекую продавщицу.

— Один.

— Давайте его сюда… Это для Чугункова, — объяснил я и положил лимон в карман.

От Камчатки до острова Беринга шли на теплоходе. Судно было новенькое: все углы в каюте пахли краской, а пружины койки звенели. С нами шло много туристов. Они не спали, а бродили по коридорам, стучали огромными ботинками или собирались на палубе в кружок и пели под гитары.

Ночью я проснулся оттого, что пружины звенели особенно громко. Постель двигалась. Она наклонялась то назад, то вперед, и я то сползал с подушки, то снова влезал на нее. Радио повторяло:

— Пассажирам, идущим в Жупаново, высадки по условиям шторма не будет!

Вышел на палубу. Там было черным-черно и сильно качало. Внизу у борта, куда падал свет от иллюминатора, то и дело появлялась горбатая белая пена.

Пробегали взволнованные чем-то туристы.

— Говорят, все-таки высадят! — утешали они друг друга.

Когда рассвело, оказалось, что наш теплоход стоит неподвижно посреди залива.

С океана шли крутые зеленые волны.

От берега уже спешил буксир с низкой плоской баржей. Они остановились у нас под самым бортом. Волны с грохотом и скрипом набрасывали их на теплоход.

— Сходящим на берег собраться на корме! — объявило радио.

В такую погоду самое опасное — перейти на баржу: прыгнешь — да попадешь между бортами…

Прыгать никому не пришлось. На корме около мачты лежала сетка с дощатым поддоном, туристов завели в нее, заработала лебедка, канат поднял борта сетки.

— Прощайте, братцы! — туристы дурачились.

Сетка взмыла вверх, матросы вывели ее за борт, туристы повисли между небом и водой.

Матрос, который управлял лебедкой, поймал момент и ловко посадил сетку на палубу.