Бухта надежды. Испытание прочности

Чуть дальше и правее застыли две брошенные разбитые машины, протаранившие изгородь, отделяющую дорогу от тротуара, и влетевших практически на лестницу у доски почета, что располагалась возле входа на площадь Нахимова, и так и застывшие обезображенной грудой обгоревшего металлолома, покрывшегося черной гарью от возникшего при ударе пожара. Фотографии достойнейших граждан города, красовавшиеся на Доске почета, так же были все в пятнах копоти и разглядеть их лица теперь было сложной задачей. Да и кому сейчас придет в голову рассматривать фотографии этих людей, которых-то и в живых, скорее всего, уже и нет? Внутри обуглившегося остова на водительском кресле как дополнительная иллюстрация ко всему происходящему застыло полностью обгоревшее тело, больше похожее на ископаемую мумию. Только общие очертания тела указывало на то, что это некогда было живым человеком… Черные обгоревшие до костей руки, согнутые в локтях, словно и сейчас сжимали невидимый руль, черт лица уже было не разглядеть – просто какая-то застывшая маска с открытым в немом и вечном крике ртом. Картина настолько была пугающей, что даже в нос капитана ударил призрачный запах паленой плоти. Но он прекрасно понимал, что это всего лишь фантомное восприятие, возбужденное разыгравшимся воображением, ибо через столько времени запах попросту не мог сохраниться на открытом воздухе. И все, что он сейчас почувствовал, это всего лишь игра его воображения. Еще Андрей отметил, что, скорее всего, при аварии был поврежден мозг. Другого объяснения, почему этот мертвец не восстал, попросту не было. Ну да и хвала Всевышнему! Хоть одна душа мирно почила и не получила другого пугающего воплощения в обезумевшем мире живых.

Уставившись как завороженный на останки и размышляя, почему именно в таком положении застыли руки, Андрей и не заметил, как прошел практически больше половины площади, и только тогда перевел взгляд от обуглившегося тела и осмотрел центр некогда спокойного приморского города.

Центральное городское кольцо[6] было практически таким же, каким он запомнил его при своем последнем посещении этого района, когда навещал своего бывшего сослуживца по пограничным войскам Костика Матвеева. Только количество автомобилей, застывших в вечной пробке, намного увеличилось. Они, брошенные своими хозяевами, так и остались стоять с распахнутыми дверками (насколько это позволяло расстояние между потоками), некоторые из них были с разбитыми стеклами и засохшими бурыми разводами на корпусе, которые не смыли даже прошедшие дожди. Хотя такой картиной уже мало кого можно было удивить. Чуть дальше, практически не доезжая до остановки развернутый от удара огромного черного джипа, застыл троллейбус с поникшими антеннами-рогами. Наверное, из-за него-то и образовалась вся эта пробка на неширокой улице центрального городского кольца.

Что здесь творилось, когда люди пытались спастись, можно было только представить! Ведь через центр всегда проходило множество людей, движущихся как с Северной стороны в Центр, так и наоборот, плюс офисные работники делового центра города, школьники первой гимназии, а так же штабные работники черноморского флота России. Но сейчас, как ни странно, ни одной неживой души не было на площади, как, в прочем, и в ее окрестностях.

Доронин даже непривычно себя почувствовал на этом пустынном пространстве с единственной человеческой фигурой, вылитой из бронзы и покрытой толстым слоем краски. Навечно замерший с гордо выпрямленной спиной адмирал Павел Степанович Нахимов, по-офицерски заложив левую руку за спину, вопрошающе, чуть наклонив вниз голову, разглядывал разверзнувшееся у его ног безобразие. Российский флотоводец, разбивший турецкий флот в Синопской бухте, герой Первой обороны Севастополя, кавалер ордена Святого Георгия второй степени, чьим именем увековечена главная площадь города, за который адмирал сражался и в котором погиб, глядел с немым укором, едва читавшемся в вылитом скульптором суровом лице, крепко сжимая подзорную трубу в правой руке.

Андрей Доронин поймал себя на мысли, что никогда вот так пристально не разглядывал знаменитого адмирала. Вернее, его памятник…. Как-то всегда было не до того. Да и на самой площади он появлялся редко. Чаще всего просто проезжая мимо по одноименному проспекту, поэтому и не было времени всматриваться в памятник и постамент, ведь это грозило аварией и долгими разборками с ГАИшниками. Да и те, кто минимум два раза в день пересекал площадь с одного конца на другой, совершая ежедневное турне под названием «Дом-Работа-Дом», тоже не утруждали себя созерцаниями одного из символов города. Всегда как-то было не до того… «Да и куда он денется, этот памятник?» Наверняка, большинство так и думало, а теперь… Теперь тоже вряд ли кто-то будет любоваться офицерской выправкой Павла Степановича. Во-первых, некому, а, во-вторых, некогда…