На участке коридора, прилегающем к туалетам, как обычно, стоял специфический запах, и никакая хлорка не спасала. Хоть старший прапорщик Рябошеев, а по совместительству комендант крепости «Голландия», и распорядился заколотить все отхожие места в здании из-за отсутствия воды в трубах, но все же кто-то умудрялся делать свои грязные дела вне вырытых на заднем дворе ям со свежевыструганными уютными одноместными будочками, которые всем своим видом звали зайти и поразмышлять внутри них о вечном. Но прохладная погода, порывистый ветер и плохо подогнанные доски отбивали все желание пофилософствовать, угрожая напрочь стереть все половые различия.
– Ну и… – Андрей, честно признаться, слушал все это повествование одним ухом.
Парни сейчас как раз проходили мимо мраморной лестницы, которую уже успели отмыть от крови и гнилых останков зомби, и приближались к огромным тяжелым дверям, ведущим в актовый зал, где и было назначено собрание. К слову, «гнилыми» зомбаков называли чисто условно, потому как недавно стало известно, что мертвецы, пораженные неизвестным вирусом, не разлагаются и не гниют, вернее, гниют, но по-эстонски, то есть о-о-о-очень ме-э-э-эдленно.
Доронин широко зевнул, рискуя вывихнуть челюсть, и потер глаза, переключая внимание на разговор с приятелем.
– Представляю ее реакцию.
– Не-эт, – покачал головой Сашка. – Ты этого не представляешь. Я думал, что она разнесет всю комнату, а вместе с ней и здание универа. Камня на камне не оставит. Немцы не разбомбили, так Мария доломает. И крики, что она женщина с высшим магистерским образованием и красным дипломом и ни за что не пойдет работать прачкой, были самыми невинными в ее тираде.
– Да уж… А на тебя чего обозлилась-то?
– Да Машка просила, чтобы я с Рябошеевым поговорил. Замолвил, мол, за нее словечко.
– Ну-ну… – ехидно заметил капитан.
– Вот и я о том же. Слова мои она воспринимать не захотела, да и сквозь свой ультразвук вряд ли бы что-то услышала. Вот и заявила, что либо я что-то решаю, либо ночевать могу не приходить.
– Как я тебе не завидую…
– Хех… Себе не завидуй, так как с тебя одеяло. А лучше два. А еще я ночью храплю.
– Ну меня ты этим не испугаешь. Мне после нашего Нианзу Хуяня ничего не страшно. Я вообще сплю как младенец.
– Это как? Пускаешь слюни и писаешь в штаны?
– Засохни, гербарий! Тоже мне шутник-самоучка.
Мужчины заняли свободные места в зале, в который потихоньку стягивались руководители подразделений.
17.00. Севастополь, поселок Голландия
Андрей Доронин
Наконец в зале появился прапорщик Алексей Рябошеев в сопровождении Ивана Корниенко по прозвищу Шамиль, Макса Антонова и Павла Степановича Бондаренко. Последние трое сели в первом ряду, ну а «умывальников начальник» поднялся на сцену.
Кто-то додумался поаплодировать, но прапор многозначительно показал впечатляющий своими размерами кулак, и аплодисменты прекратились.
Следующий час Рябошеев принимал доклады от начальников групп и подразделений, раздавал указания. Все это было так монотонно и уныло, что Андрей даже немного прикорнул, пока сидящий рядом Череповец не ткнул тому локтем в бок.
– А? Что? – встрепенулся Доронин.
– Ты своим храпом тут всех всполошил. Тарахтел, как дизель-генератор.
– А я что, заснул?
– Да тише вы там! – цыкнул впередисидящий парень с нашивками сержанта на черной титановке{Титановка – форменная куртка бойцов Внутренних войск.}.
– На завтра у нас запланированы две операции. Первая – зачистка «Авлиты» вместе с россиянскими медузами{Медузы – военные моряки.}, вторая – вылазка на Мекешки, попытаемся раздобыть топливо и осмотреть станцию на предмет наличия застрявших товарняков. На Мекензиевы горы отправятся парни Павла Степановича в сопровождении сержанта Самсонова и сержанта Сергеева. Особых огневых столкновений быть не должно, заодно и наши птенчики оперятся, если вдруг зомбаки появятся. Нужно же им руку набивать да стрелять учиться. Не все ж друг другу задницы дырявить.
В зале раздались сдавленные похрюкивания – у кого-то разыгралось богатое воображение, помноженное на черный армейский юмор.