Бухта половины Луны

Белобрысый вздрогнул, поправил очки и подобрал под себя глубже ноги в белых носках. Кроссовки аккуратно стояли рядом на подстилке.

– Я слышал, сегодня могут лагерь к чертям разогнать, – продолжил толстяк. – Они начнут атаку, вот увидишь! Мы им поперёк горла уже, они на всё пойдут… Господи, как бы я хотел сейчас оказаться, где-нибудь в Калифорнии на берегу океана в одном из этих милых домиков на холмах.

– Бывал я, положим, в Сан-Франциско, – подхватил подвязанный, поглядывая на рисунок на груди пуловера. – Ветер на холмах кости выдувает. А в домиках этих фанерных, натурально, полы скрипят так, что соседу, под тобой живущему, ты враг уже только фактом своего существования. Спустя пару лет совместного жития, он вздрагивает от каждого твоего шага. Уж поверь, какие там драмы разворачиваются.

– Я видел на открытках, – продолжал тюлень, погружённый в свои мысли, – домики на склонах, – он повёл рукой в воздухе, – утопают в зелени…

– В пять утра в этой зелени просыпаются и начинают орать чёртовы птицы! – дожимал подвязанный. – Этот город набит невыспавшимися неврастениками.

– Почему бы и не вставать с птицами? – мечтательно продолжал тюлень. – Надо просто раньше ложиться. Я бы там быстро сбросил вес, бегая по холмам.

– Инопланетяне и так скоро всех выпотрошат! – не унимался бицепс.

– Да прекратите вы, наконец! – не выдержал очкарик. – Время на исходе. Нервы на пределе. Мы должны подписать какую-нибудь ещё петицию. Сколько мы ещё будем это терпеть!

– Петицию! – хором отозвались близняшки.

– Ты подпишешь с нами петицию? – сладко обратилась ко мне та, что была слева.

– Мы отправим её в Верхнюю палату, – добавила та, что справа.

Я радостно кивнул – с ними бы я точно подписал пару петиций.

– И в Нижнюю! – согласно возбудился очкарик.

– И в Нижнюю… – задумчиво протянул подвязанный, разглядывая джинсы пуловера. Она положила руку на плотно обтянутую синей тканью ногу.

Тюлень вдруг резко приподнялся. Очкарик схватил кроссовки и привстал тоже. Послышался гул и шум. Крики!

– Началось! – закричали тут же повсюду. – Разгоняют!

В воздух проник запах газа. Полыхнули файеры. Распространился дым. Все повалили в сторону пирсов. Где-то вспыхнули столкновения. Послышались вопли.

– Задерживают! – заорал кто-то.

– Позор! – доносилось отовсюду.

Мегафонный голос металлически-монотонно призывал немедленно разойтись и покинуть лагерь.

Я понял, что пора выбираться и, вскочив, вместе со всеми ринулся куда-то в гущу толпы. Последнее, что я помню – пуловер за руку с подвязанным впереди меня… и истошный крик очкарика, которому отдавили ногу. Или нет? Хотя да, верно…

«Верно…» – вдруг эхом отзвучало по всем закоулкам шелестящей головы и высоко истончилось, исчезнув. Перед глазами всё плыло. Я получил удар или сам во что-то воткнулся головой?

Эхо наполнило тревогой гулкие патрубки мозговых извилин: «Наверное…» – снова вспыхнуло оно, странно как-то по дороге видоизменившись.

«Нужно куда-то идти или ехать. Я ведь куда-то ехал…» – попытался я хоть что-то вспомнить. Надо мной проплыла голова. Прохожий обернулся.

«Я сказал это вслух?» – взметнулся я испуганно.

Молодая парочка отшатнулась и ускорила шаг. Уже совсем стемнело. Я сидел в одиночестве на тротуаре.

Продавец сосисок спешно закрыл торговлю, собрал тележку и быстро потолкал её куда-то вбок, пропав из виду. Куда-то мимо пробежали люди. Снова крики!

«Что за нервная обстановка?» – я судорожно огляделся.

«Хотя, зачем куда-то ехать?» – навязчиво посетила снова тревожная мысль: «Может, я уже приехал… Я же куда-то собирался приехать? Наверное, я сюда и хотел приехать, вот на эту улицу», – силился я сфокусироваться, пытаясь узнать улицу и вспомнить, куда я, вообще, ехал.

«Куда я, кстати, вообще, ехал?» – думал я, старясь сконцентрироваться на этой мысли. Я, наверное, потерял очки – вывески слегка расплывались. Поднёс руку к переносице: «Нет, переносица чуть левее. Пустая!» – точно, потерял очки. Хотя нет, вот они – под ногами.

«Куда же я, в самом деле, приехал?» – продолжал я оглядываться, совсем запутавшись окончательно.

– Да ты, чувак, видать, совсем приехал! – протянул кто-то, выглянув вдруг на меня из тумана.

Над его головой возгорелся ореол фонаря. Простоволосое иконическое лицо в полумраке. Я огляделся – как быстро стемнело… Он протянул мне из тумана руку.

Поднявшись, я двинул искать велик. Через минут двадцать я уже стоял у причалов Бэттери-парка. В толпе мелькнул знакомый велосипедный шлем: «Элиза!».

Она, заметив меня, остановилась тоже.

– Центральный парк… Как же! Я тебя помню. Спасибо за насос! – она улыбнулась.

Я замер не в силах оторваться. Её улыбка завораживала.

Она, видно, заметила моё состояние и задержалась, заинтересовавшись.

– Слушай… мы сегодня уезжаем на океан. Далеко. Там будем месяца три. Большая тусовка. Большой дом, кэмпинг, места всем хватит. Будут выставки и фестивали. Я напишу тебе адрес и телефон.

Она расправила клочок бумаги на парапете и карандашом быстро написала. Я машинально убрал в карман. Она засмеялась и, вскочив на велосипед, пропала в толпе гуляющих.