Трижды падала вновь и блуждающим взором искала
Свет зари в небесах – и стонала, увидев сиянье.
Тут царица богов, над столь долгой сжалившись мукой
Трудной кончины ее, с Олимпа Ириду послала
Ибо судьбе вопреки погибала до срока Дидона,
Гибели не заслужив, лишь внезапным убита безумьем,
И не успела ее золотистую прядь Прозерпина
Прочь унести и Дидону обречь стигийскому Орку.
В утренних солнца лучах стоцветный след оставляя;
Встав над несчастной, она произносит: "Прядь эту в жертву
Диту я приношу,588
и от тела тебя отрешаю!"Вымолвив, прядь срезает она – и тотчас хладеет
КНИГА ПЯТАЯ
В это же время Эней продолжал свой путь неуклонно,
Мчался по ветру флот, рассекая темные волны.
Вспять поглядел Дарданид: костер несчастной Элиссы
Город весь озарял. Кто зажег столь яркое пламя,
Мысль, что способна на все в исступленье женщина, полнят
Мрачным предчувствием грудь Энея и спутников верных.
Только лишь вышли суда в открытое море и берег
Скрылся из глаз, – куда ни взгляни, лишь небо и волны, —
Бурей и тьмою грозя, и волна поднялась в полумраке.
Тут с кормы прозвучал Палинура-кормчего голос:
"Горе! Зачем небосвод застилают тяжелые тучи?
Что ты нам, отче Нептун, готовишь?" И тотчас велит он
Сам же, парус тугой поставив наискось к ветру,
Молвит Энею: "Пусть мне хоть Юпитер клянется, – не верю
Я, что в Италию мы доплывем при такой непогоде.
Ветер, свой путь изменив, от заката темного с воем
Ни против ветра идти, ни бури выдержать натиск
Нам не под силу. Но есть исход – уклониться с дороги,
Следуя зову судьбы. Сиканийский, я думаю, берег,
Братский Эрикса край и надежные гавани близко, —
Тевкров вождь отвечал: "Да, я вижу, стараешься тщетно
Ты против ветра идти, что велит нам с пути уклониться.
Что ж, поверни паруса! Для меня же места желанней
Нет, и охотней нигде не поставлю я флот утомленный,
Ныне же в лоне своем покоит Анхиза останки".
Так он сказал, и кормчий к земле повернул, и попутный
Ветер надул паруса, корабли средь зыбей полетели,
Тевкров радостных мча к берегам песчаным знакомым.
Как подплывают суда, и к друзьям навстречу выходит, —
Копья в руке, на плечах ливийской медведицы шкура.
Кримисом589
, богом речным, и троянкой смертной рожденный,Помнил Акест о давнем родстве – и радостно встретил
Помощью щедрой своей утомленных друзей утешая.
Утром, едва занялся на востоке, звезды прогнавши,
День светозарный, – Эней со всего побережья на сходку
Тевкров созвал и к ним обратился с вершины кургана:
Лун исполнился счет и года круг завершился
С той поры, как почил богоравный родитель и в землю
Прах опустили его и печальный алтарь освятили.
День настает (если я не ошибся), который вовеки
Где б он меня ни застиг – иль в изгнанье у Сирт Гетулийских,
Иль посреди арголидских морей, иль даже в Микенах, —
Все же свершу я обряд ежегодный и шествием пышным
Старца почту алтари, отягчив их, как должно, дарами.
Нас не без воли богов, я верю, ветры примчали
В гавань друзей, в тот край, где лежат родителя кости.
Справим же все сообща по нем священную тризну,
Будем о ветрах молить, о том, чтоб обряд ежегодный
По два быка на каждый корабль дарит вам сегодня
Троей рожденный Акест; призовите же к трапезе нашей
Отчих пенатов и тех, что радушным чтимы Акестом.
После, когда взойдет в девятый раз над землею
Я состязанье судов быстроходных устрою для тевкров.
Всякий из вас, кто силою рук иль проворством гордится,
Всякий, кто мечет копье иль тонкие стрелы искусно,
Кто, обвив кулаки ремнями, бьется отважно,
Ныне ж сомкните уста и ветвями чело увенчайте".
Так он сказал и чело материнским миртом украсил;
Вслед по примеру его Гелим и Акест престарелый,
Юный Асканий и все троянцы сделали то же.
Прямо к могиле пошел, и тысячи шли за героем.
Там, возлиянье творя, две чаши Вакховой влаги
Чистой и столько же чаш молока и крови священной
Он пролил и, цветы разбросав пурпурные, молвил:
Праху привет твоему, привет и тени и духу!591
Нет, не дано мне было с тобой назначенных роком
Нив италийских и вод неведомых Тибра достигнуть".
Так говорил он – и вдруг появилась змея из гробницы:592